В отношениях с КНДР как Республика Корея, так и США в значительной степени являются заложниками своей же предыдущей политики и сложившихся идеологических стереотипов.

Главный из этих стереотипов - догматическая уверенность в том, что тоталитарный режим КНДР должен в ближайшее время рухнуть под грузом внутренних политических и экономических проблем. Это «ближайшее время» продолжается уже 30 лет, причем нет ни малейших свидетельств того, что режим в Пхеньяне действительно собирается рухнуть. За эти 30 лет КНДР достаточно легко пережила две смены высших руководителей. В 90-е гг. страна действительно испытывала колоссальные экономические проблемы, это признает даже официальная северокорейская пропаганда. Тем не менее, крушения режима не произошло, сейчас ситуация в стране гораздо лучше, чем была 20 лет назад. Но ни в Сеуле, ни в Вашингтоне этого видеть не хотят, следуя прежним стереотипам. В качестве условия для диалога с Пхеньяном ему предъявляются заведомо невыполнимые условия – отказ от ракетно-ядерной программы КНДР, а затем и от сложившейся в КНДР политической системы. Подобные условия, по сути, равносильны капитуляции Пхеньяна перед Вашингтоном и Сеулом, но в Пхеньяне не видят никаких оснований для такой капитуляции. Это делает разумный диалог невозможным.

При этом в политике США в отношении КНДР совмещается идеологическая догматика (невозможность какого-либо равноправного диалога с тоталитарным режимом) и прагматические интересы (сохранение своего военного присутствия в Республике Корея и удержание этой страны в своей сфере влияния). Для Вашингтона принципиально неприемлемо объединение Кореи на паритетных началах (по принципу «одна страна – две системы»), как это предлагает Пхеньян, США ориентированы на полную ликвидацию режима КНДР или, в крайнем случае, на сохранении нынешнего статус-кво.

Президент США Трамп, как стало ясно по первым месяцам его деятельности, не готов к выполнению своих нынешних обязанностей, поскольку очень слабо ориентируется в политике (даже внутренней, не говоря уж о внешней) и, главное, совершенно не воспринимается всем американским истеблишментом (даже его собственной Республиканской партией). Это особенно хорошо заметно применительно к вопросу отношений с Россией. Фактически, Трамп подвергается по этому вопросу открытой тотальной травле, что не позволяет ему устанавливать с Москвой даже минимально необходимый уровень отношений, который был вполне допустим для всех предыдущих президентов. После встречи Трампа с Лавровым в Демократической партии всерьез заговорили об импичменте, причем такого развития событий нельзя полностью исключать.

Аналогичная ситуация заведомо будет складываться в том случае, если Трамп попытается пойти хоть на какое-то сближение с Пхеньяном. При этом на отношения США и КНДР будет влиять стиль действий их руководителей. Как Трамп, так и Ким Чен Ын действуют только и исключительно с позиции силы, никакие другие варианты ими не рассматриваются. При этом, видимо, оба готовы на некую сделку, но также только с позиции силы. Но, как было сказано выше, Трамп, в отличие от Ким Чен Ына не обладает полной свободой в своих действиях и реальную сделку, устраивающую не только США, но и КНДР, заключить не способен: Конгресс США эту сделку не утвердит, вместо этого, вполне вероятно, попытается организовать импичмент Трампу. К тому же довольно сложно понять, каким может быть конкретное содержание такой сделки.

С другой стороны, КНДР является не лучшим объектом для демонстрации «крутости» Трампа, что уже видно на практике. Ракетный удар по Сирии в апреле с.г. и одновременное направление авианосного соединения и ПЛАРК типа «Огайо» к берегам КНДР на Пхеньян не подействовали. Ядерные испытания в этой стране не состоялись, но не из чего не следует, что они вообще планировались. Зато было проведено несколько ракетных пусков и крупные артиллерийские учения. Т.е. на крупномасштабную демонстрацию силы Вашингтоном Пхеньян ответил тем же самым. В итоге, учитывая формальное соотношение сил сторон, «крутость» продемонстрировал Ким Чен Ын, а не Трамп, что очевидно любому хотя бы минимально объективному наблюдателю. Повторение подобной ситуации, тем более неоднократное, нанесет сильнейший удар по внутриполитическим и внешнеполитическим позициям Трампа. Попытка же реализовать силовой вариант (хотя бы ограниченный) может, как было сказано выше, привести к катастрофическим последствиям. К тому же категорически против силового варианта выступает Сеул, который при его реализации почти наверняка станет целью ответного удара КНДР. 

Совершенно неясно, насколько всё это понимает Мун Чжэ Ин, насколько он способен преодолеть сложившиеся стереотипы. При этом ему будут мешать, во-первых, США, во-вторых, проамериканские настроения в самой Республике Корея, в-третьих, политика Пхеньяна, которая вряд ли хоть немного изменится в сторону смягчения (по крайней мере, без предварительных шагов южнокорейской стороны в направлении примирения). Тем более что сейчас в Республике Корея «политика солнечного тепла», которую проводили президенты Ким Тэ Чжун и Но Му Хён считается не оправдавшей себя, а ее возобновление - нецелесообразным. К тому же Му Чжэ Ин явно не собирается отказываться от неприемлемого для Пхеньяна требования – прекратить ракетную и ядерную программы. Отдельные шаги Сеула навстречу Пхеньяну по непринципиальным вопросам (например, возобновление работы промышленной зоны Кэсон), если на них пойдет Му Чжэ Ин, никакого перелома в межкорейские отношения не внесут. Более того, южнокорейский президент просто не может заниматься долгосрочным планированием, поскольку имеет право находиться на этом посту лишь один пятилетний срок, при этом ему необходимо будет решать множество сложных экономических и внутриполитических проблем. Нужно обладать очень мощными интеллектом, мужеством и силой воли одновременно, чтобы решиться за эти пять лет организовать настоящий прорыв в межкорейских отношениях, не имея ни малейших гарантий успеха и встречая сопротивление со всех сторон.

Соответственно, наиболее вероятным вариантом политики Му Чжэ Ина, как и для Трампа, станет сохранение статус-кво, которое может отличаться от политики Пак Кын Хе лишь незначительными непринципиальными нюансами. Статус-кво сложился уже слишком давно, на него практически полностью ориентированы элиты США, обеих Корей, а также других заинтересованных стран (Китая, Японии, России). Крайне мала вероятность того, что Трамп или Му Чжэ Ин не то что сломают статус-кво, но хотя бы всерьез попытаются это сделать.

В ближайшей перспективе наиболее показательными будут действия Му Чжэ Ина в отношении размещения в Республике Корея американской системы ПРО ТНААD (перед выборами Му Чжэ Ин обещал ее вывести из страны) и его первого зарубежного визита (Му Чжэ Ин обещал совершить его в Пхеньян). Если ни одно из этих обещаний выполнено не будет, это будет означать, что в дальнейшем события будут развиваться по инерционному сценарию сохранения статус-кво.   

Таким образом, почти одновременный приход к власти новых президентов в Вашингтоне и Сеуле не дает особых оснований ожидать принципиальных изменений ситуации на Корейском полуострове в какую-либо сторону. Если только каких-то действий (скорее всего – силового характера) не предпримет Пхеньян. Целесообразность таких действий будет определяться северокорейским руководством исходя из внутренней ситуации в КНДР, а какова эта ситуация – известно лишь северокорейскому руководству.

Александр Храмчихин,
заместитель директора
Института политического и военного анализа