В начале августа 2016 г. Китай, Таджикистан, Пакистан и
Афганистан заявили о создании коалиции для усиления борьбы с терроризмом и
укрепления стабильности в регионе.
Данное решение было принято по итогам совещания начальников
штабов ВС четырех государств в городе Урумчи, столице Синьцзян-Уйгурского
автономного района Китая. Совещание прошло под руководством начальника штаба ВС
Китая генерал-полковника Фан Фэнхуэя. Принявшие участие в совещании начальники
штабов ВС Таджикистана Эмомали Собирзода, ВС Пакистана Рохил Шариф, ВС
Афганистана Кадам Шох Шахим заявили о поддержке своих правительств идеи о
создании антитеррористического блока.
В рамках данной коалиции предполагается создание
четырёхстороннего механизма для обмена разведданными и совместной подготовки
кадров с целью борьбы с терроризмом. Участниками четырехсторонней группы
предусматривается обмен информацией, наращивание потенциала борьбы с
терроризмом, проведение совместных антитеррористических учений и
образовательных семинаров, принятие коллективных решений по вопросам
контртеррористической стратегии и практики с возможностью консультаций с каждой
из четырех сторон. Таким образом, Китай добивается более высокой координации
усилий с соседними государствами для борьбы с «тремя силами зла», как в КНР
называют экстремизм, терроризм и сепаратизм, в первую очередь – с действующим в
СУАР Исламским движением Восточного Туркестана (ИДВТ). По данным пакистанских
источников, именно Китай был инициатором создания коалиции.
Вполне очевидно, что данная коалиция ни в коем случае не
является полноценным военным блоком уровня НАТО или хотя бы ОДКБ, поскольку
соглашение о создании подобного блока подписывалось бы главами государств, а не
начальниками штабов их ВС. Речь в данном случае идет о решении технических
вопросов на уровне руководства ВС сторон. Тем не менее, соглашение вполне может
стать лишь первым шагом к созданию именно полноценного военного блока, что
коренным образом изменит ситуацию не только в Центральной и Южной Азии, но и в
мире в целом. Более того, если конечной целью не является создание подобного
блока, то вряд ли было бы подписано данное соглашение, которое в этом случае
просто не имеет смысла. При этом более чем очевидно, что безусловным лидером
блока будет Китай, чей экономический, демографический и военный потенциалы на
несколько порядков превосходят таковые остальных членов блока вместе взятых.
Также очевидно, что «борьба с терроризмом» является лишь очень удобным и
политкорректным предлогом для начала процесса оформления блока, но отнюдь не
его единственной и даже не основной целью.
Как известно, Пакистан является одной из двух стран мира
(вторая – Таиланд), которые уже несколько десятилетий числятся стратегическими
союзниками одновременно Китая и США. Впрочем, на протяжении уже нескольких лет
очевидно, что в случае необходимости сделать жесткий выбор, Исламабад
однозначно сделает его в пользу Пекина (в силу геополитического положения
страны, деидеологизированности отношений с Пекином и крайней ненадежности
Вашингтона как союзника). Соответственно, пребывание Пакистана в одной коалиции
с Китаем представляется абсолютно естественным. Гораздо примечательнее участие
в ней Афганистана, который с 2001 г. считается однозначно проамериканским и
официально входит в число основных союзников США вне НАТО, и Таджикистана,
который считается однозначно пророссийским, входит в ОДКБ и является
потенциальным кандидатом в Евразийский союз. Необходимо отметить, что члены
ОДКБ не должны входить в какие-либо другие военные союзы.
До последнего времени западная часть Китая была для него
тыловой периферией, при этом, впрочем, достаточно уязвимой. Пекин крайне нервно
относится к действиям ИДВТ, причем именно потому, что в его действиях
доминирует не исламский экстремизм, а уйгурский этнический сепаратизм.
Исламская составляющая ИДВТ намеренно педалируется Пекином для международной
легитимации подавления этой структуры. Впрочем, сейчас вообще сложно понять,
насколько ИДВТ сильна и самостоятельна, очевидно лишь то, что реальной угрозы
отрыва СУАР от КНР она совершенно не создает (хотя бы из-за малочисленности
уйгуров по сравнению с ханьцами даже в самом СУАР, не говоря уж о Китае в
целом), зато дает Пекину прекрасный предлог для активизации действий на своем
западе. Реальными причинами этих действий являются занятие «геополитического
вакуума», возникшего из-за резкого сокращения присутствия США в Афганистане,
вытеснение России из Центральной Азии, обеспечение безопасности «Шелкового
пути» и стремление к еще более глубокому стратегическому окружению Индии.
Афганистан интересен Китаю как источник природных ресурсов,
а теперь и как часть «Шелкового пути». Кроме того, эта страна не должна быть
источником угрозы для Китая – ни как плацдарм для исламского экстремизма, ни
как место для размещения военных объектов других государств, в первую очередь –
США. С другой стороны, для самих США предпочтительнее, чтобы их место в
Афганистане занял Китай, но ни в коем случае не Россия (хотя она на это место и
так не претендует). Для США Китай в данном контексте является «меньшим из зол»
по сравнению с исламистами и, тем более, с Россией, которая для США –
наибольшее из зол в любом контексте. Вполне логично, что США одобрили создание
коалиции четырех стран, о чем сообщил представитель американского
госдепартамента Марк Тонер в рамках регулярного брифинга. «Мы считаем это
позитивным», — ответил Тонер, добавив, что «перед ними стоят много задач,
многое предстоит сделать». Это одобрение последовало несмотря на то, что
произошел распад ранее существовавшего формата США-КНР-Пакистан-Афганистан, в
рамках которого обсуждалась ситуация в Афганистане и возможное вовлечение
талибов в процесс национального примирения. Переговоры в данном формате стали
невозможны после того, как ракетой с американского БПЛА был убит лидер
афганских талибов Ансар Мансур.
В отличие от США, Россия официально никак не отреагировала
на создание коалиции в Урумчи, на неофициальном же уровне было однозначно
констатировано, что происходит утрата Россией влияния в Центральной Азии,
особенно если в дальнейшем в коалицию будут вовлечены Узбекистан и Туркмения. В
этом случае сфера влияния России в регионе уменьшится до Казахстана и Киргизии,
да и эти страны Китай попытается перетянуть на свою сторону, в первую очередь –
через совместные экономические проекты и через оказание прямой финансовой, а в
последнее время – и военной помощи. В частности, в Таджикистане китайцы
контролируют крупные месторождения золота, кроме того, представители таджикской
оппозиции заявляют, что президент страны Эмомали Рахмон продал Пекину
значительные участки таджикской территории в приграничных
районах. Таджикская армия стала первой в регионе, на вооружении которой
появилась китайская боевая техника (БТР YW-531H и WZ-523). Таким образом, Пекин
в очередной раз за последние 2,5 года демонстрирует, что не только не является
реальным геополитическим союзником Москвы, но очень активно пользуется ее
проблемами для подрыва ее позиций в различных регионах мира и укрепления
собственных позиций за счет российских. Интересно, что это не мешает Пекину
требовать от Москвы поддержки действий Китая в Южно-Китайском море и в АТР в
целом.
Дополнительным антироссийским фактором создания коалиции
является то, что ее важнейшей задачей будет обеспечение безопасности «Шелкового
пути». При этом именно маршрут «Шелкового пути» через Центральную и Южную Азию
особо подчеркивает его антироссийский характер, поскольку идет в обход России и
становится конкурентом трансконтинентальным коммуникациям, проходящим по
российской территории. В целом, проект «Шелкового пути» в настоящее время
становится «несущей конструкцией» всей внешней и внешнеэкономической политики
Пекина (по крайней мере – в Евразии), поэтому для его успеха руководство КНР
предпримет максимум усилий во всех сферах.
Основной угрозой для функционирования «Шелкового пути» в
данном регионе являются неконтролируемые группировки исламистов, в первую
очередь – «Исламский халифат». Именно в этом контексте четырехсторонняя
коалиция под руководством Пекина будет заниматься борьбой с терроризмом. При
этом надо иметь в виду, что талибы в значительной степени контролируются
Исламабадом. Пекину необходимо добиться усиления этого контроля и использования
талибов для борьбы против «халифата». Сейчас Талибан и «Исламский халифат» в
Афганистане взаимно объявили друг другу джихад, но часть талибов переходит на
сторону «халифата», поскольку тот располагает значительными финансовыми
ресурсами. Для Пекина важно остановить данный процесс и не допустить слияния
«халифата» с ИДВТ. Талибов же Китай не рассматривает в качестве противников
именно потому, что те, в основном, контролируются его стратегическим союзником
Пакистаном. Кроме того, в последнее время Пекин установил с талибами
собственные контакты через Катар и Саудовскую Аравию.
При этом нельзя не отметить, что Кабул и Исламабад до сих
пор находились в очень плохих, порой откровенно враждебных отношениях между
собой, Вашингтону так и не удалось их примирить. По-видимому, Пекину это
удается гораздо лучше, именно ему удалось свести Афганистан и Пакистан в рамках
одной коалиции. В данном случае, видимо, очень большую роль сыграла
экономическая помощь Афганистану со стороны Китая, т.е. Пекин в полном
соответствии со своими традициями просто «покупает» Кабул, чтобы тот действовал
в китайских интересах.
Данный процесс наносит сильнейший удар по позициям Индии,
которая и так уже давно находится в стратегическом окружении: все граничащие с
ней страны являются либо самим Китаем, либо его союзниками. Дели давно возлагал
большие надежды на союз с Кабулом, что должно было обеспечить Индии «прорыв»
этого окружения и, в свою очередь, стратегическое окружение Пакистана, своего
основного непосредственного противника. Кроме того, Дели давно пытался
установить максимально тесные отношения с Душанбе, даже шла речь о создании в
Таджикистане базы ВС Индии. Коалиция, созданная в Урумчи, полностью разрушает
эти планы и делает окружение Индии с западного направления полным и абсолютным.
К тому же обмен разведывательной информацией в рамках коалиции (по крайней мере
– между Китаем и Пакистаном) заведомо будет направлен не только против
исламистов, но и против Индии.
Если созданная в Урумчи коалиция перерастет в полноценный
военный блок, это станет принципиально новым шагом во внешней политике Пекина,
поскольку до сих пор ни в каких военных блоках он принципиально не участвовал
(ШОС военным блоком не является, причем именно благодаря китайским усилиям).
Впрочем, будет вполне логично, что КНР станет членом того военного блока,
который создан по ее инициативе и под ее руководством, другие варианты для
Пекина неприемлемы. Создание подобного блока нанесло бы сильнейший удар по
позициям России и Индии в данном регионе, но практически никак не затронуло бы
интересы США. Однако можно предположить, что превращение коалиции в блок станет
достаточно затяжным процессом, Пекин будет действовать в характерной для себя
манере «переходить реку, нащупывая камни», т.е. не совершать резких и
необдуманных шагов. В первую очередь это будет касаться именно военной составляющей
коалиции, долгое время она будет оставаться в рамках совместных учений,
подготовки кадров и обмена разведывательной информацией. Принципиальным шагом
станет размещение китайских военных контингентов за пределами страны не под
эгидой ООН. Очевидно, что такой шаг будет сделан именно в рамках обсуждаемой
четырехсторонней коалиции (скорее всего, под предлогом «борьбы с терроризмом»,
в реальности – для охраны «Шелкового пути») и будет означать окончательное
превращение Китая в глобальную державу с глобальными геополитическими
амбициями.