Суицидальный терроризм давно вошел в мировую практику, при
этом продолжает шокировать человечество. Проблему суицидального терроризма вряд
ли имеет смысл рассматривать в отрыве от проблемы терроризма вообще. Это всего
лишь один из методов терроризма, причем, в целом, наиболее эффективный с чисто
военной точки зрения.
Надо также заметить, что суицидальные атаки не являются
монополией мусульман. Термин «камикадзе», который до сих пор часто используется
как синоним понятия «суицидальный террорист», пришел, как известно, из Японии.
Кстати, самоубийственные авиационные тараны самолетов противника и наземных
целей были распространены и среди советских летчиков в годы Второй мировой
войны, только, в отличие от японской практики, эти тараны не программировались
заранее, а оказывались следствием сложившейся тактической ситуации (тяжелые
повреждения своего самолета и/или невозможность выполнить боевую задачу иным
способом).
Суицидальный терроризм был также очень распространен среди
тамильских сепаратистов во время гражданской войны на Шри-Ланке (они, как и
японцы и подавляющее большинство граждан СССР, не являлись мусульманами). Тем
не менее, в настоящее время эта форма терроризма, действительно, ассоциируется
исключительно с исламом.
Суицидальный терроризм отличается очень высокой военной
эффективностью. В этом плане он естественным образом заменил воздушный
терроризм после того, как пронос оружия и взрывчатых веществ на борт самолетов
стал крайне затруднен из-за усиления мер контроля в аэропортах по всему миру.
Можно сказать, что по критерию «стоимость/эффективность» суицидальный терроризм
не имеет себе равных среди всех методов ведения боевых действий, за исключением
применения оружия массового поражения.
Если суицидальный террористический акт оказался успешным, то террорист ценой своей гибели, как правило, уничтожает несколько десятков, а в отдельных случаях – несколько сотен человек. В ходе обычных военных действий подобная эффективность достигается крайне редко. Она может быть достигнута частями специального назначения либо благодаря применению высокоточного оружия. Однако, и подготовка спецназа, и производство высокоточного оружия и его носителей, а также деятельность сил и средств, обеспечивающих их применение, являются чрезвычайно затратными. Если же спецназ, либо виды ВС, применяющие высокоточное оружие (как правило, это авиация), несут потери в людях и технике, их эффективность тем самым существенно снижается.
В этом плане применение террористов-самоубийц имеет огромное
преимущество с точки зрения эффективности. Потери противника от акта
суицидального террора часто вполне сопоставимы с теми, которые он бы мог
понести от действий спецназа или при применении высокоточного оружия, а иногда
и превышают их. При этом затраты на суицидальный теракт на несколько порядков
ниже, чем при применении спецназа или высокоточного оружия, не говоря уже о
действиях обычных войск с традиционным вооружением.
Для проведения суицидального теракта не требуется никакого
оружия, даже легкого стрелкового, нужна только взрывчатка. Это первый фактор
многократного снижения расходов. Кроме того, практически нет необходимости в
обучении персонала, максимум, что должен уметь террорист-смертник – водить
автомобиль, что сейчас умеют почти все. Впрочем, во многих случаях не нужно и
этого, террорист доходит до места совершения теракта пешком или доезжает на
велосипеде. Это второй фактор значительного снижения расходов.
При этом
террорист-самоубийца оказывается своеобразным «высокоточным оружием», в
качестве ГСН используется его мозг. Это позволяет достичь очень высокой
эффективности поражения. Кстати, можно вспомнить, что по той же причине в
1944-45 гг. японские «камикадзе» оказывались гораздо эффективнее обычной
авиации ВВС и ВМС Японии.
В качестве наиболее яркого примера эффективности
суицидального террора можно привести одни из самых первых его актов на Ближнем
Востоке – атаку смертников на американские и французские казармы в Бейруте в
октябре 1983 г. Уничтожение 300 военнослужащих противника ценой потери 2 человек
и 2 грузовиков с военной точки зрения является совершенно выдающимся
результатом, о котором в условиях «нормальной» войны можно только мечтать.
Дополнительным фактором снижения цены суицидального теракта
является то, что для его осуществления могут использоваться (и очень часто так
и делается) люди, непригодные или ограниченно пригодные для ведения
традиционной войны – женщины, дети, подростки, люди с физическими недостатками.
Причем надо отметить, что эти люди, как правило, наиболее податливы в
психологическом отношении, их проще всего убедить или заставить стать
самоубийцей. Женщина в исламском обществе, как правило, занимает подчиненное
положение, что позволяет достаточно легко манипулировать ею. Ситуация
усугубляется, если женщина перенесла какую-либо жизненную драму. Для подростка
или человека с физическими недостатками роль террориста-самоубийцы дает
возможность завоевать высокий статус и уважение в обществе (пусть и посмертно)
и помочь семье. Кроме того, для подростков очень сильна мотивация попадания в
рай, включая общение с 72 гуриями.
Хотя известны случаи, когда террористами-смертниками люди
становились под угрозами в отношении родных и близких, либо ради материальной
помощи семье, либо под воздействием наркотических и психотропных препаратов, в
целом, как правило, террористов этого типа отличает высокая психологическая
мотивация, на акт суицидального террора они идут сознательно и даже с радостью.
Это еще один фактор военной эффективности суицидального террора – очень сильное
психологическое воздействие на противника. Терроризм является одной из
разновидностей «мятежевойны», в которой психологический фактор превалирует над
всеми остальными. Многочисленные акты суицидального террора, разрекламированные
через подконтрольные их организаторам, либо просто сочувствующие им СМИ и
интернетовские сайты, должны создать в массовом сознании впечатление, что
террористы «больше хотят умереть, чем их противники хотят жить».
Психологический эффект от суицидального террора, разумеется,
далеко не исчерпывается демонстрацией морального превосходства террористов.
Психологическое воздействие на противника оказывает сам факт огромных потерь (о
чем говорилось выше), способность террористов наносить удары в любом месте и в
любое время. У людей создается чувство постоянной опасности и собственной
незащищенности, разрушающее психику и привычный образ жизни. Регулярное
проведение суицидальных терактов порождает в обществе ощущение бессилия органов
власти и силовых структур и, соответственно, недоверие к ним. Оно также
показывает, что террористы не испытывают недостатка в желающих пойти на смерть
ради реализации своих идей, что еще больше угнетает тех, на кого направлены
действия террористов.
Кроме того, суицидальный терроризм может внести внутренний раскол в социум противника. Например, Ираке целью террористов регулярно становятся шииты и курды, среди которых выше уровень поддержки правительства, в Пакистане многие суицидальные теракты направлены против национальных и религиозных меньшинств.
Наконец, акт суицидального террора безопасен для его
организаторов в том смысле, что террорист заведомо погибает, поэтому не может
выдать организаторов даже при применении к нему пыток.
Если суицидальный терроризм применяется против вооруженных
структур противника, особенно если противник обладает существенным техническим
превосходством над стороной, использующей террористические методы, то этой
форме террора, по сути, вообще нет альтернативы, настолько его эффективность
выше всех остальных форм ведения боевых действий. Разумеется, у военнослужащих
или полицейских, в отличие от мирных жителей, есть реальные шансы отразить
суицидальную атаку или снизить ее эффект, однако эти шансы реализуются далеко
не всегда. Кроме того, постоянное нервное напряжение и ожидание террористической
атаки может спровоцировать открытие военнослужащими или полицейскими огня по
мирным людям, ошибочно принятым за террористов. Это, по сути, обеспечивает
террористам победу без боя из-за высочайшего психологического эффекта подобных
событий (резкий рост отчуждения между силовыми структурами и населением вплоть
до перехода части населения на сторону террористов).
Можно также отметить, что в последние два года на Ближнем
Востоке для исламских боевиков, ведущих войну против ВС Сирии и ВС Ирака и их
союзников использование смертников становится не только и не столько актом
террора (т.е. психологического устрашения), сколько чисто военным тактическим
приемом, неким заменителем артподготовки. Именно с атак на позиции
правительственных войск заминированных автомобилей или даже БМП и БТР исламисты
(в первую очередь – «Исламский халифат») чаще всего начинают свои
наступательные операции. Подрыв, например, БМП-1 или БТР М-113, набитых
взрывчаткой, сопоставим по эффективности с залпом дивизиона РСЗО.
Пожалуй, единственным недостатком суицидального терроризма с
точки зрения его организаторов является то, что крайняя жестокость и
неизбирательность данного метода может вызвать психологическое отторжение
значительной части общества, особенно, если целью суицидального террора
становятся мирные жители. Однако для организаторов террора важнее добиться
психологического слома противника, поэтому отторжение не столь важно. Кроме
того, как было показано выше, суицидальный терроризм настолько эффективен с
военной точки зрения, что единственным минусом можно пренебречь на фоне
многочисленных плюсов. По этой же причине невозможно ожидать, что организаторы
террора откажутся от его суицидальной формы. Это всё равно, что ожидать отказа
ВС США от высокоточного оружия, средств РЭБ и БПЛА.
Соответственно, нет смысла ставить вопрос о борьбе с
суицидальным террором. Речь должна идти о борьбе с терроризмом вообще.