А теперь о том, почему тройное награждение Рузского вызвало и до сих пор вызывает споры. 

Взятие Львова не являлось стратегической задачей, план наступления Юго-Западного фронта предусматривал совершенно иные действия. И в случае его реализации австрийцы бы не Львов потеряли, а собственную армию. Но Рузский систематически отказывался выполнять приказы, поступавшие из штаба фронта. Вместо флангового обхода увязших в боях с другими армиями фронта австрийцев, он предпринял лобовую атаку на Львов, которой противник, строго говоря, оборонять и не собирался. Столица Галиции была взята бескровно. В Петербурге на поведение командарма Рузского закрыли глаза, потому как в эти дни от фронта требовалось нечто, способное снивелировать неудачу 2-й армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии. И военный смысл был подменен политическими соображениями. Рузский пожал плоды. 

Впрочем, до сих пор непонятно, почему генерала наградили двумя степенями ордена св. Георгия за одно и то же дело в один день – 4 сентября 1914 года. А чуть раньше – придворным чином генерал-адъютанта. Да, император Николай II крайне восторженно оценил взятие Львова – «Днем получил радостнейшую весть о взятии Львова и Галича! Слава Богу!.. Невероятно счастлив этой победе и радуюсь торжеству нашей дорогой армии!”. Но даже подобное праздничное настроение государя ни в коей мере не объясняет проявленную щедрость.

Дальше – больше. Практически все, что делал Рузский во время обороны Варшавского укрепрайона в октябре 1914 года, должно было привести к поражению. Он умудрялся отступать перед более слабыми силами противника, не ввязываясь в бой. Он замучил штабных офицеров нерешительностью и словоблудием. Ошибки, допущенные Рузским во время Варшавско-Ивангородской операции, сказались весьма быстро. Уже в ноябре грянула Лодзинская операция, в результате которой русские армии были вынуждены отступить. Но Николай Владимирович умудрился представить дело так, что виноватыми в сложной ситуации оказались командующие армиями, находившиеся как в его подчинении, так и в подчинении главкома Юго-Западного фронта. В итоге несколько генералов, в том числе, и герой обороны Варшавы Шейдеман, были сняты с должностей.

Уже в марте, предчувствуя неладное, «герой Львова» убыл с фронта в продолжительный отпуск по причине болезни. Болезнь на самом деле имела место: Рузский страдал печенью, отчего частенько прибегал к помощи такого обезболивающего, как морфий. 

Тем не менее, отношение к Рузскому со стороны части генералитета и офицерства, а также в тылу оставалось уважительным, если не сказать больше – восторженным. Автора победы в Галицийской битве продолжали, образно говоря, носить на руках. И на этих самых руках генерал был возвращен в действующую армию в конце лета 1915 года в качестве командующего новообразованным Северным фронтом. Через полгода, опять-таки по болезни, Рузский отправился на лечение на Северный Кавказ, в столь любимые им Пятигорск и Кисловодск. В конце лета 1916 года вновь прибыл на Северный фронт, который за месяцы его командования, равно как и в период отсутствия, не делал ровным счетом ничего.

В конце февраля 1917 года именно генерал Рузский. Воспользовавшись ситуацией, фактически задержал в Пскове императора Николая II и вместе с другими заговорщиками принудил его подписать фальшивое отречение от престола. Если кому и должны были ставить памятник авторы буржуазной революции и особенно большевики, так это Николаю Владимировичу. Но красные «отблагодарили» генерала иначе: в октябре 1918 года его вместе с с сотней других заложников расстреляли в Пятигорске. По другим данным – зарубили шашками.

На самом деле – противоречивая судьба выпала генералу Рузскому. С первых дней ПМВ он привечал в качестве генерал-квартирмейстера своего штаба, а потом и начальника штаба генерала Михаила Бонч-Бруевича, родного брата Владимира, известного сподвижника Ленина. Довольно часто именно советы и  разработки Бонч-Бруевича ложились в основу странных решений, принимавшихся Рузским. Но в 1918-м – не помогло.

Оценки, данные Рузскому многими, кто знал его по службе в разные годы, полярны. В одних – умный стратег, эрудит, генерал, умевший разговаривать с войсками. В других – болезненный и слабовольный, нерешительный перестраховщик, умелый интриган и карьерист. Причем, в мемуарах и хвалили, и ругали генерала как будущие белые, так и будущие красные. А значит, дело не в политических предпочтениях оставивших воспоминания. Видать, противоречив был Николай Владимирович от природы. Потому и судьба такая выдалась.