Забытые страницы Великой войны
Подвиг Кексгольмского полка
Юго-западнее Мазурских озер на стыке польских и восточно-прусских земель схватились 2-я армия Северо-Западного фронта русских и части 8-й германской армии. С 21 по 25 августа обе армии находились в движении. Русские медленно и устало двигались на север в сторону Кенигсберга (ныне – Калининград, РФ), немцы, возглавляемые новым командующим фон Гинденбургом, активно маневрировали. План Гинденбурга-Людендорфа был прост. Разведка подтверждала, что 1-я армия русского Северо-Западного фронта под командованием генерала Реннекампфа остановилась после победы под Гумбиненом (ныне Гусев, РФ), и немецкие генералы решили рискнуть: перебросить максимум сил против 2-й армии генерала Самсонова. И, получив перевес в живой силе в полтора раза, – атаковать утомленные многодневным походом русские колонны. Что и было сделано.

Почти сразу после успеха, одержанного немцами в Восточной Пруссии, в Берлине заработала мощная пропагандистская машина. Поражение 2-й армии генерала Самсонова преподносилось, как грандиозная катастрофа всей Русской армии, как стратегический разгром. Соответствующим образом комментировались и потери русских во время этих боев: более сотни тысяч пленных, более сорока тысяч убитых, несчитанное число утонувших при паническом бегстве в Мазурских болотах… И что самое печальное, истерику подхватили в русском либеральном лагере. 

Поражение на самом деле случилось. И виновные в нем очевидны: командующим Северо-Западным фронтом Жилинский, командующие армиями Самсонов и Ренненкампф, ряд командиров корпусов и дивизий 2-й армии. И тактическое мастерство германских генералов Гинденбурга и Людендорфа отрицать не имеет смысла. Однако, говорить о неудаче в Восточной Пруссии в августе 1914 года, как о вселенской катастрофе, пожалуй, чересчур.

Пауль фон Гинденбург (слева) и Эрих Людендорф

Реальные потери 2-й армии составили 6 тысяч убитыми, 20 тысяч ранеными, 30 тысяч пленными (вместе с ранеными пленными – 50 тысяч). Итого: менее 60 тысяч человек. Вырваться из окружения удалось примерно 20 тысячам солдат. Было разбито 2,5 корпуса 2-й армии.

Немцы дорого заплатили за «танненбергскую катастрофу» русских: было потеряно более 30 тысяч солдат убитыми, пропавшими без вести, раненными и пленными.
Надо отметить, что с русской стороны сражались 5,5 дивизий (остальные 3,5 дивизии 2-й армии активных действий не предпринимали), с немецкой – 12-13. Причем, в отдельных схватках несколько немецких дивизий были разбиты или сильно потрепаны. Например, 28 августа в окружение попала 41-я немецкая пехотная дивизия, потеряв 2,5 тысячи человек.

Итоги сражения – это не только потери. Это и стратегический или тактический результат. Так вот, результат Танненберга для русских таков: фронт на долгие месяцы в Восточной Пруссии замер по линии государственной границы, 2-я армия, которую принял генерал Шейдеман, восстановилась спустя неделю и и приступила к активным действиям на варшавском направлении. Сильный удар был нанесен по репутации русских, но тут уж постарались немецкие пропагандисты и отечественные оппозиционеры разных мастей. Для Германии тактический успех на Восточном фронте явился обратной стороной стратегического провала плана Шлифена на фронте Западном. Блицкриг против Франции захлебнулся на Марне, в том числе и потому, что с Западного фронта было снято до 100 000 солдат и переброшено на усилении 8-й армии Гинденбурга в Восточной Пруссии. Среди этих тысяч – резервный Гвардейский корпус. К счастью для солдат армии Самсонова, этот корпус, равно как и другие части снятые с Западного фронта, к боям у Мазурских болот не поспели. Но и на Марне пользы принести уже не могли, так как сидели в железнодорожных вагонах, идущих на Восток. В плюсе – резко поднявшийся боевой дух немецких частей, воюющих на Восточном фронте. Строевики убедились в том, что «немецкая машина» вполне может противостоять «русскому катку». Что впоследствии германцы не раз доказывали нам, особенно в 1915 году.

С другой стороны, есть свидетельства участников битвы при Танненберге с немецкой стороны, из которых следует, что «русский солдат сражается даже тогда, когда положение совершенно безнадежно».

Это доказали под Танненбергом несколько русских частей. В том числе и Лейб-Гвардии Кексгольмский пехотный полк.

Кексгольмский полк, 1908 год

Прежде, чем вспомним подвиг солдат полка в Восточной Пруссии, стоит остановиться на полковой истории. Старшинство полка исчисляется с 1710 года. Первоначально полк был гренадерским, двухбатальонного состава. В 1727 году получил название Кексгольмского пехотного. Потом переименований было в достатке, а после отличия в Битве народов при Лейпциге в 1813 году полк стал называться Гренадерским Его Величества императора Австрийского. С тех пор за кексгольмцами закрепилось прозвище «австрийцы». Аналогичным образом пострадал и другой полк 3-й гвардейской пехотной дивизии – Петербургский, получивший в свое время шефство прусского короля. И солдаты полка превратились в «пруссаков». Оставаясь армейскими гренадерами, кексгольмцы в 1831 году были причислены к Отдельному Гвардейскому корпусу. Однако, гвардейство получили только в 1894-м. Среди прочих известных людей, служивших в полку, стоит отметить Юрия Лермонтова, отца великого русского поэта.

Трудно найти такую войну в истории Отечества с 1709 по 1917 год, в которой Кексгольмский полк не принимал бы участия. Отсюда и знаки отличия: полковое знамя Георгиевское с надписью: ,,3а отличие в Турецкую войну 1877 и 1878 годов, и в особенности 4 Января 1878 года" с Андреевской юбилейной лентой. Высочайшим приказом полку пожаловано 4 Георгиевских знамени „за подвиги мужества и храбрости" в Турецкой войне, с надписями: в первых 3-х батальонах -- „За отличие в Турецкую войну 1877 и 1878 годов", в 4-м батальоне - с добавлением „и в особенности 4 Января 1878 года“. В 1816 году полку пожалованы Знаки на головные уборы с надписью: ,,За отличие" за храбрость в сражении с французами 8 Марта 1814 года при Арсис-Сюр-Об. В 1838 году полку пожалованы Александровские юбилейные ленты на знамена. В 1889 году на знамена полка были возложены ленты, пожалованные Е. В. Императором Австрийским Францем-Иосифом по случаю 40-летия его шефства.

А теперь – непосредственно о том, что совершил Лейб-Гвардии Кекскгольмский полк при Сольдау во время битвы 26-30 августа 1914 года. Конечно, можно было бы пересказать случившееся своими словами, но в данном случае лучше дать слово Сергею Андоленко, сыну русского драгунского офицера, попавшему в эмиграцию в подростковом возрасте и ставшему впоследствии бригадным генералом французской армии. В эмигрантском журнале «Военная быль» в 1968 году Сергей Павлович, лично знавший многих участников Первой мировой войны, писал:

«Полк этот своим сопротивлением 27-29 августа дал возможность отойти разбитому XV корпусу. Из германских дневников и полковых памяток видно, что за эти три дня все полки их I армейского корпуса имели дело с Кексгольмцами. 
Уже 28 августа полк выдерживает тяжелый бой со 2-й германской пехотной дивизией. Генерал Головин пишет: «Вскоре после полудня выясняется наступление немецкой пехотной дивизии на Ронцкен. Огонь многочисленной артиллерии сопровождает это наступление, противоставить которому ген. Кондратович может только л.гв. Кексгольмский полк. Громадное превосходство в силах немцев заставляет этот полк отодвигаться. Но отходит он шаг за шагом, осаживая в общем направлении на Лана». 
О том, какое сопротивление оказали врагу Кексгольмцы, косвенно свидетельствует германская официальная история войны. «Атака 2-й дивизии развивается медленно. Эта дивизия потеряла свой прежний боевой дух».
В поле во ржи, к югу от Ротцена среди васильков (эмблема полка) лежит оставшаяся верной долгу рота Кексгольмцев, целиком скошенная немецкими пулеметами. 
29-го положение ухудшилось. На оставшиеся 8 рот под д. Радомин навалилось уже две дивизии. На следующий день из всего полка отступали только две роты со знаменем. По мере продвижения к остаткам полка присоединялись отдельные небольшие группы, что составило еще одну роту. Окруженные со всех сторон Кексгольмцы сильно беспокоились о судьбе своего знамени. 
Уже в ночь с 29 на 30 августа, сознавая почти неизбежную гибель, командир полка, генерал-майор Малиновский, приказал срезать полотнище знамени и передал его подпоручику Константину Анучину, как молодому, высокому и худому, дабы обмотанное вокруг тела знамя не бросалось бы в глаза. Древко с двуглавым орлом продолжал нести знаменщик.

К рассвету увидели д. Валлендорф. С севера и северо-запада начался артиллерийский обстрел. Командир созвал офицеров. Древко было уничтожено, а навершие закопано в землю. Судьба скобы нам неизвестна. Место отмечено на карте. Выбрали двух лучших коней, на которых посадили Анучина и призванного из запаса унтер-офицера Васильева, служившего в кадровый период в Лейб-Гвардии Уланском Его Величества полку, и ген. Малиновский приказал им пробираться со знаменем в Россию, а всем остальным Кексгольмцам, разбившись на мелкие группы, пробиваться через окружение.

Отметим, что запас синего шелка, находившийся на древке, был снят и спрятан. Некоторые офицеры взяли по маленькому кусочку полотнища. Всего в Россию пробилось 6 офицеров и около 400 солдат, в числе их была в полном составе пулеметная команда.

"5 октября", - пишет принявший остатки полка в Варшаве генерал Адамович, - "один из офицеров, пробившихся из окружения, передал мне крохотный обрывок синего полотнища, взятый им при снятии знамени с древка. Много времени спустя, делопроизводитель по хозяйственной части, состоявший постоянно при обозе, представил мне хранившуюся в канцелярской двуколке синюю, скрученную в трубку длинную полосу шелка, очевидно - оставшуюся на древке при срезывании полотнища и сорванную с древка перед его закапыванием и как-то вывезенную и сохранившуюся". Это были единственные части знамени, вынесенные из окружения.

Что же касается полотнища, то судьба его была другая. Расставшись с полком на рассвете 30 августа, Анучин и Васильев пустились в путь. Они поскакали на юг, но счастье им не улыбнулось. Вскоре они попали под ружейный огонь и обе лошади были убиты. Они спешились и стали пробираться среди кустов. Где они маялись до ночи, где они шли и где ночевали, они не знали сами. Со всех сторон раздавалась стрельба, виднелись и слышались немцы. С рассветом 31 августа, изнеможенные и голодные, они снова пустились в путь, но, пробираясь в кустах, наткнулись на какой-то патруль. Васильев встал во весь рост и со словами: " Ваше Высокоблагородие, спасайте знамя, я их задержу ", начал стрелять. Немцы ответили. Васильев успел выпустить одну обойму и упал смертельно раненным. У него из горла хлынула кровь, и Анучин смог расслышать только его последние слова: "Бегите, спасайте знамя". Герой Васильев своей смертью спас знамя, дав возможность Анучину уйти от немецкой заставы. Пригнувшись к земле, то ползком, то на четвереньках, подпоручик скрылся в лабиринте пересекающихся тропинок. Весь день, до вечера, Анучин, обернутый знаменем под походным мундиром, искал выхода. Казалось, что спасение близко, но он был окружен внезапно налетевшим разъездом и взят в плен. К счастью, немцы его не обыскали...

Трагедия 2-й армии оканчивалась. Пленные отводились в тыл. Вот что пишет бывший полковой адъютант Кексгольмского полка, полковник Янковский о встрече с Анучиным: "С чувством затаенного беспокойства, каждый из нас осматривал вновь подводимую партию офицеров, страшась найти в ней Анучина. К своему неописуемому ужасу, в одной из них мы увидели и нашего знаменосца. Красноречивый разговор немигающих глаз нам пояснил, что знамя при нем… Окружив подпоручика Анучина, мы старались, не привлекая всеобщего внимания, охранять его. В городе Нейсе нам удалось попасть в одну из комнат казармы, где находился и подпоручик Анучин. Потянулись печальные дни нашего заточения".

"Немцы что-то тщательно искали", записывает Адамович. "Ходили слухи, что они искали знамена. Казалось, что при этих условиях сохранившегося чудом у Анучина знамени спасти невозможно. Однажды ночью, когда после обхода стражи все наружно затихло, все "спавшие" офицеры, бесшумно, по одиночке, собрались в комнате командира. В 1926-м году, полковник  Чашинский мне писал: "Прошло уже почти двенадцать лет с той страшной ночи, но все происшедшее стоит у меня перед глазами. Совершалось священнодейственное святотатство. С лицевой стороны знамени был вырезан Лик Спаса Нерукотворного. Знамя разорвали, куски расщипали на мелкие куски и сжигали в печи. Оставили один из угловых российских гербов и один большой лоскут, как доказательство сохранения частей нашего знамени. Эти не уничтоженные три части вложили между доской и жестью большой иконы, оказавшейся у отца Константина Введенского, и с этой иконой они были ему переданы на хранение. Когда же отца Константина переводили в другой лагерь (он умер в плену), то он передал эту икону трем нашим полковникам".

Мемориал у Танненберга

"Из опасения раскрытия тайны", продолжает  Адамович, "командир приказал, чтобы никто не оставлял у себя ни одной частицы знамени. У некоторых все же, кроме частей знамени, запрятанных в икону, сохранились: большая корона с одного из угловых гербов, герб царства польского с крыла российского герба и наружная кромка с шитой звездой. В последующих  обысках ни одна часть знамени не попала в руки немцев".
Ища знамена, немцы не стеснялись разворачивать иконы. Один такой случай увенчался успехом. В связи с этой новой опасностью, остатки полотнища были вынуты из иконы, двуглавый орел с частью канвы взял на себя полковник Владимир Чашинский, икону Нерукотворного Спаса - полковник Георгий Буланже, а вензель Государя - полковник Владимир  Бауер.

Полковник Богданович вспоминает: "Около двух лет я сидел в плену в Крефельде, где находилась главная масса Кексгольмцев, во главе с командиром полка. Полковник Бауер, не снимал с себя шинели ни летом, ни зимой и даже спал в ней. Я его неоднократно спрашивал, особенно летом, почему он мучается в теплой шинели, на что он отвечал мне и всем, что его замучил ревматизм, и он спасается только шинелью. Потом выяснилось, что Бауер носил зашитым в его шинель полковое знамя".

О судьбе знамени в полку ничего не было известно, когда начали получаться письма от пленных офицеров из Германии. В них часто писалось о "Зине". "Зина с нами, шлет привет старику", "Зине лучше", "Зина надеется вернуться к старику " и т. д.

По окончании войны пленные были освобождены. Все части спасенного знамени были вывезены из Германии. Один из полковников отправился в Петербург. С ним вернулся в Россию и образ Нерукотворного Спаса. Полковник давно скончался. Судьба хранившегося им куска полотнища неизвестна. Другой полковник возвратился на свою квартиру в Варшаве; он тоже умер и как распорядился своим куском, неизвестно. Только полковник Чашинский очутился на территории, занятой Добровольческой Армией, и мог представить хранимый им кусок полотнища по команде. Кроме орла Адамович получил в эмиграции еще семь мелких частиц полотнища».

Михаил БЫКОВ,
специально для «Почты полевой».
22 сентября 2014 09:47 5179
0
0