1
августа 1917 года Временное правительство утвердило назначение
главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала от инфантерии Лавра
Корнилова Верховным Главнокомандующим.
Генерал Корнилов побил
своеобразный рекорд. Его пребывание в Ставке в качестве первого лица оказалось
самым коротким за всю историю I Мировой войны. Первый Главковерх – великий
князь Николай Николаевич-младший – продержался чуть более года. Второй – император
Николай II – командовал русской армией чуть более полутора лет. Генерал Михаил
Алексеев (уже при Временном правительстве) – 2 месяца и 10 дней, генерал
Алексей Брусилов – 2 месяца и неделю, премьер-министр Александр Керенский – два
месяца с мелочью, прапорщик Николай Крыленко (уже при большевиках) – 3,5
месяца. Корнилов же – 39 дней! Можно
возразить, ведь генерал-лейтенант Николай Духонин, возглавивший армию после
Октябрьского переворота в ноябре 1917-го был во главе армии еще меньше – 19
дней. Однако, приказ о назначении Духонина Главковерхом Керенский подписал
через неделю после того, как возглавляемое им Временное правительство было
свергнуто. Еще через неделю Совнарком в лице Ленина, Сталина и Крыленко
определили Духонина в «исполняющие обязанности».
Генерал Лавр Корнилов
Более
подробно о генерале Духонине – в другой раз. А пока вернемся к генералу
Корнилову. Недоброжелатели неслучайно называли Лавра Георгиевича «русским
Бонапартом». Он начал войну в чине генерал-майора и в должности командира 1-й
бригады 49-й пехотной дивизии. Почти сразу же он был произведен в
генерал-лейтенанты и принял 48-ю пехотную дивизию, которую сделал знаменитой на
всю армию. Однако весной 1915-го тяжело раненый Корнилов попал в австрийский
плен, из которого бежал только летом 1916-го. Другими словами, был без боевой
практики почти полтора года. Осенью 1916 года Корнилов получил XXV армейский
корпус 8-й армии Юго-Западного фронта. То есть, уже после первых успешных
недель так называемого Брусиловского прорыва, когда активные боевые действия в
полосе 8-й армии уже подходили к концу. Далее была зимняя пауза, а сразу после
Февральского переворота Корнилов был назначен главнокомандующим войсками
Петроградского военного округа. Только в мае 1917-го он принял должность
командующего 8-й армией и летом получил возможность реализовать себя в
стратегическом наступлении. Том самом «наступлении Керенского», которое в
августе завершилось полной неудачей. Надо отдать должное Корнилову: его 8-я
армия на фоне большинства других выглядела относительно прилично. Считанные дни
в июле 1917-го он командовал войсками Юго-Западного фронта. И вот – ровно через
три года после начала войны бригадный генерал становится Верховным
Главнокомандующим. Не мудрено, что у него сразу появилось много завистников,
считавших Корнилова выскочкой.
Если суммировать время, в
течение которого Корнилов командовал серьезными силами, начиная с дивизии (16
000 штыков), то получится примерно 18 месяцев. Не так уж и мало. Но если
вычесть 4 месяца «зимней спячки» 1916-1917 годов и 2 месяца в тыловом
Петрограде – получится год боевого командного опыта. Припоминали Корнилову
близость к первому составу Временного правительства, в частности, к первому
военному министру Александру Гучкову. Укоряли за то, что руководил арестом
царской семьи в Царском Селе. Не забыли о происхождении генерала из простых.
Короче говоря, назначение Корнилова приветствовали отнюдь не все, как это
подается некоторыми апологетами Лавра Георгиевича. Особенно занервничали
«левые», к которым, между прочим, принадлежал, будучи эсером, и Керенский. О
крутом нраве генерала в стране были наслышаны.
Временное правительство чествует генерала Корнилова, 3 августа 1917 года
Благодаря его жесткости и целеустремленности, а также
авторитету среди фронтовиков ему в считанные дни удалось к началу августа
стабилизировать обстановку на Юго-Западном фронте, остановив отступление армий
на рубеже реки Збруч. Что, прежде всего, и послужило основанием для его
назначения Главковерхом. Нрав нравом, а ситуацию надо было спасать.
Масла в огонь будущего конфликта с правительством подлил
сам Корнилов. 16 августа он явился в Зимний дворец и, встретившись с премьером,
имел с ним долгий, но бесполезный разговор. Корнилов дал согласие принять армию
после того, как в правительстве ему гарантировали соблюдение трех правил:
невмешательство в оперативное управление, в кадровые вопросы, а также право
Главковерха на крайне жесткие дисциплинарные меры вплоть до расстрелов за
военные преступления в тылу. На словах такие гарантии Корнилов вроде как
получил, но на практике еще до прибытия генерала в Ставку политическая власть
уже успела нарушить данные обещания. Даже не спросив мнения Главковерха,
Керенский назначил главкомом Юго-Западного фронта генерала от инфантерии
Владимира Черемисова. Корнилов был категорически против, считая, что в прежней
должности – командарма-8 – Черемисов проявил себя неважно. Конфликт кое-как
уладили, но 16 августа, когда Корнилов объявился в Петрограде с планом
реорганизации армии, встретили его холодно, а к плану отнеслись весьма
равнодушно.
Назвать первые предложения Корнилова планом в полном смысле
нельзя. План как таковой он расписывал в течение почти всего августа. А тогда,
16 августа он заявил Керенскому о том, что первые шаги должны быть такими:
возвращение через дисциплину уважения к офицерскому корпусу; запрет на всякие
митинги, комитеты, комиссарство и прочие элементы политического характера в
армии; передача полномочий военного законотворчества военным…
Корнилов в Москве, август 1917
Не удивительно, что премьер-министр не был в восторге от
первой рабочей встречи с новым Главковерхом, которого сам же и рекомендовал. 23
августа Корнилов представил правительству уже развернутую программу
преобразований, ради чего приехал в столицу. Он не требовал чего-то сверхъестественного, наоборот, поднятые
вопросы были насущны и конкретны. А именно: переподчинение железнодорожного
транспорта и заводов военного заказа Ставке; улучшение санитарного обслуживания
и продовольственного снабжения; строгое соблюдение в действующей армии и
тыловых частях «сухого закона» и запрета на азартные игры; открытие в частях
так называемых «школ грамотности», которые стали бы не только образовательными
центрами, но и центрами контрпропаганды. Само собой, шла речь и радикальном
сокращении влияния солдатских комитетов и института комиссаров на
внутриармейские дела.
Внятных ответов Корнилов вновь не получил. Из Петрограда он
возвращался в Могилев, где по-прежнему располагалась Ставка ВГК, через Москву.
25 августа в Первопрестольной открывалось Московское государственное совещание
– общероссийский политический форум, на который съехалось 2 500 делегатов.
Любопытно, что участие в мероприятии приняли 488 депутатов Государственной Думы
всех созывов, 229 представителей всяческих советов, 463 уполномоченных от
мелкого, среднего и крупного бизнеса. От армии и флота – только 117 человек!
Корнилов прибыл в Москву 26 августа. Встречали его так,
будто не 117 делегатов представляли армию и флот на форуме, а тысячи и тысячи
людей съехались, чтобы выразить солидарность с идеями, носителем которых был
Главковерх. На перроне Николаевского вокзала выстроился с развернутым знаменем почетный
караул от Александровского военного училища и военный хор. На левом его фланге
от караула встала команда женщин-юнкеров. Далее расположились депутации Союза
офицеров армии и флота, Союза георгиевских кавалеров, Союза казачьих войск, Союза
воинов, бежавших их плена, команды от 6-й школы прапорщиков и женского
батальона смерти. Корнилова встречали генералы Алексей Каледин, избранный к
этому времени Донским войсковым атаманом, и Андрей Зайончковский, а также
руководители Москвы. Корнилова сопровождали преданные ему всадники Текинского
конного полка.
Генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов принимает парад юнкеров
Александровского военного училища в Москве, 13 августа 1917 года
В первый день совещания выступил Керенский. Оратор он был
прекрасный, и на сей раз бросал с трибуны красивые фразы, но практического
смысла услышать в сказанном не представлялось возможным. Корнилов выступил на
второй день и был предельно конкретен. Он повторил свои уже известные
правительству тезисы. «Я верю в гений русского народа, я верю в разум русского
народа и я верю в спасение страны, – убеждал присутствующих Лавр
Георгиевич. – Я верю в светлое будущее нашей Родины и я верю в то, что
боеспособность нашей армии, ее былая слава будут восстановлены. Но я заявляю,
что времени терять нельзя, что нельзя терять ни одной минуты. Нужны решимость и
твердое, непреклонное проведение намеченных мер», – закончил генерал. Философ Иван Ильин
отметил тогда: «Теперь в России только две партии: партия развала во главе с
Керенским и партия порядка, вождем которой должен быть генерал Корнилов».
Главковерх понимал, что идет ва-банк. Возможности
договориться с Керенским еще оставались, но захочет ли тот делиться властью?
Как вскоре выяснилось, не захотел. После умело организованной провокации, целью
которой было убедить членов правительства в том, что Корнилов собирается силой
взять власть и стать диктатором, премьер-министр отправил в Ставку телеграмму
без номера и подписанную просто – «Керенский». В ней он сообщал Корнилову, что
тот от должности отстранен, полномочия должен передать начальнику штаба
генералу Лукомскому, а сам явиться в Петроград.
Дальнейшие события в историографии получили название
«Корниловский мятеж» и они достойны отдельного описания.
Михаил Быков,
специально для «Почты Полевой»