21 июня на Исаакиевской площади Петрограда выстроилась необычная воинская часть. Ее командиру вручили боевое знамя с надписью "Первая женская военная команда смерти Марии Бочкаревой".

 

Военный и морской министр Временного правительства Александр Керенский лично вручил Бочкаревой погоны прапорщика. В горячие революционные дни мало кого смущали всякие казусы. Ну, например, как вчерашний унтер, пусть и с большим боевым опытом, пусть и в чине прапорщика, может командовать батальоном? Ну ладно, на передовой, после интенсивных боев, когда выбиты все штаб- и обер-офицеры, – оно понятно, и рядовой может взять на себя временное командование.  Но в данном случае часть была только что сформирована и пороха не нюхала. 

Второй казус – численность означенной добровольческой части, получившей статус батальона. По штатному расписанию в пехотных частях русской армии строевая пехотная рота имела по штату военного времени 226 человек. Соответственно, в батальоне 4-ротного состава было около 1000 солдат и офицеров. Ведь к ротным штатам надо присовокупить штаб, сапер, связистов и так далее. На Исаакиевской площади толпы народа провожали на фронт батальон численностью… 200 человек.

Третий казус. Какие солдатские навыки можно привить за три-четыре недели вчерашним учительницам, домработницам, студенткам? Да, числились в батальоне и владеющие определенным умением казачки, и работницы с питерских заводов, привычные к тяжелому труду, но в большинстве батальон формировался из представительниц мещанского сословия.

В личном мужестве и жажде самопожертвования участниц женского батальона сомнений нет. Они это, к слову, доказали в ходе месячной изнурительной подготовки и, что еще важнее, на поле боя. Но сам по себе процесс возникновения и формирования частей «амазонок» не лучшим образом характеризует тех больших начальников, что его затеяли и благословили. А это председатель формально все еще существовавшей вплоть до октября 1917 года Государственной Думы Михаил Родзянко (коренной кавалергард), военный и морской министр Александр Керенский, на тот момент Верховный Главнокомандующий генерал от кавалерии Алексей Брусилов. Думали они не о женских судьбах. Искали любые способы, с помощью которых можно было бы воскресить боевой дух армии. Причем, искали по наитию, на авось.

А начиналось все так. О Бочкаревой в войсках были наслышаны, как-никак, женщина – Георгиевский кавалер. Весной 1917 года она проходила службу на Северном фронте. И надо ж такому случиться, что явился в места дислокации ее полка сам Родзянко. Он-то и изъявил желание познакомиться с героиней. Случайная встреча привела к идее – создать добровольческие женские части. Далее, уже в Петрограде Бочкарева обсуждала эту мысль с Керенским, который, будучи завзятым пиарщиком и бездарным военным министром, принял предложение с восторгом. Не забыв приписать его авторство себе лично. Следом, по словам самой Бочкаревой, она вместе с Родзянко отправилась в Ставку Главковерха. Брусилов дал «добро», заверив в том, что окажет любую помощь.

Когда о формировании женского батальона узнали широкие массы женщин, от желающих отбоя не было. Кого-то гнал к винтовке искренний патриотизм, кого-то – жажда мести за погибших отцов и мужей, кого-то – романтика, кого-то – беспросветная бедность. Короче, набралось более 2000 претенденток. Бочкарева отбор вела строго, если не сказать, жестоко. После отсева «чуждого элемента» осталось 250 женщин. Порядки в казарме и на учениях были суровы. Бочкарева, имевшая не только окопный опыт, но и опыт каторжный (жила на каторге с осужденным мужем-рецидивистом), вбивала солдатскую науку и словом, и кулаком. Особенно тяжело такое учение давалось нескольким представительницам известных дворянских родов. Да и девушки со средним образованием, а их в батальоне было 40 процентов, страдали не меньше.

Школа Бочкаревой дала плоды, и дисциплина в части была близка к совершенной. А вот с выучкой – беда. Об этом свидетельствовал в мемуарах генерал Антон Деникин, на Западный фронт, которым он командовал, как раз и угодили ударницы: «Я знаю судьбу батальона Бочкаревой. Встречен он был разнузданной солдатской средой насмешливо, цинично. В местечке Молодечно, где стоял первоначально батальон, по ночам приходилось ему ставить сильный караул для охраны бараков... Потом началось наступление.  Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел в атаку, не поддержанный "русскими богатырями". И, когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв про технику рассыпного строя, сжались в кучку — беспомощные, одинокие на своем участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А "богатыри" частью вернулись обратно, частью совсем не выходили из окопов...". 

«Богатыри» – это окопники 525-го пехотного Кюрюк-Дарьинского полка 132-й пехотной дивизии, в состав которого и влили ударниц, приказав им занять позиции на правом фланге полка у местечка Крево. Там воспитанницы Бочкаревой и приняли свой первый и последний бой. Наступление армий Западного фронта в рамках «большого наступления Керенского» должно было начаться 9 июля 1917 года. Но немецкая разведка сработала отменно, и противник нанес упреждающий удар днем ранее. Бочкаревская дисциплина дала себя знать, и доброволицы поднялись в контратаку. В кино (нашумевший фильм «Батальон») можно показать что угодно. Но в реальности трудно представить штыковой бой профессионалов-немцев со вчерашними гимназистками и кухарками. Вероятно, из вежливости и уважения к женской храбрости, короткие характеристики этого боя, данные офицерами-мужчинами, полны похвал. Но, сдается, эти похвалы перемешаны с жалостью. В противном случае уже в августе новый Главковерх Лавр Корнилов не отдал бы приказ о прекращении формирования женских воинских частей, а уже сформированные в боевых действиях не использовать, только на тыловых работах. 

В единственном бою женский батальон, по словам самой Бочкаревой, потерял до 30 человек убитыми и до 70 ранеными. То есть, 50 % личного состава. Сама Мария Леонтьевна также была серьезно ранена. Но и тут кроется некий казус. По официальным сводкам батальон потерял 2 убитыми, 2 пропавшими без вести и 33 ранеными и контужеными. А ведь ему приписывают, правда, вкупе со всей линией обороны под Сморгонью отражение 14 атак в течение трех дней… 

После боя батальон с передовой отозвали. Когда Бочкарева вышла из госпиталя, ей поручили произвести смотр всем уже сформированным к тому времени женским батальонам и командам. После смотра Московского батальона Мария Леонтьевна сильно расстроилась, так как увидела совершенно «сырую» часть. И с этим поприщем решила закончить, вернулась в свою прежнюю часть – 28-й пехотный Полоцкий полк.

А женские – никому не нужные! – батальоны росли как грибы. К тому дню, когда Корнилов издал приказ о запрете формирования подобных частей, они уже имелись в Петрограде, Киеве, Минске, Полтаве, Харькове, Симбирске, Вятке, Смоленске, Иркутске, Баку, Одессе, Мариуполе. Любопытно, что 1-й Петроградский батальон состоял из дамочек, отсеянных придирчивой Бочкаревой еще в июне 1917-го. К Октябрьскому перевороту официально в русской армии и флоте числились 1-й Петроградский женский Батальон смерти, 2-й Московский женский Батальон смерти, 3-й Кубанский женский ударный батальон (пехотные); Морская женская команда (Ораниенбаум); Кавалерийский 1-й Петроградский батальон Женского Военного Союза; Минская отдельная караульная дружина из женщин-доброволиц. В боях ни одна из этих частей не участвовала. К счастью для них. Если не считать роту 1-го Петроградского батальона, состоявшую в охране Зимнего дворца в ночь Октябрьского переворота 6-7 ноября 1917 года. Впрочем, боя, как такового, не было. После первых выстрелов 137 доброволиц сдались, были разоружены и арестованы.

Сам институт женских ударных добровольческих батальонов прекратил существование в феврале 1918 года, когда была расформирована последняя часть – 3-й Кубанский женский ударный батальон, дислоцированный в Екатеринодаре (ныне – Краснодар). Местные интенданты просто оказали личному составу в пище, мыле и дровах.