В человеческом плане «недоброжелатели» приписывают Колчаку излишнюю нервность, даже истеричность в критические моменты, упрекают в патологической жестокости, что в бытность младшим офицером выливалось в рукоприкладство в отношении нижних чинов. Кроме того, упрекают в нарушении правил офицерской чести, когда Александр Васильевич завел роман с женой сослуживца капитана I ранга Сергея Тимирева. Сторонники адмирала ссылаются на воспоминания многих офицеров флота, утверждавших, что Колчак обладал невероятной выдержкой в бою, был исключительно изобретательным и очень увлекающимся командиром. Отличался личной храбростью. Что до отношений с Анной Тимиревой, то романтический взаимный интерес этих двух людей превратился в нечто большее уже тогда, когда две революции разрушили прежний мир – в конце 1918 года. Любопытно, что мемуары, оставленные контр-адмиралом Тимиревым, умершим в 1932 года в эмиграции в Шанхае, не содержат вроде бы ожидаемых нелицеприятных выпадов в адрес Колчака. Тимирев пишет о товарище по службе еще со времен Морского корпуса безупречно. Однако он не упоминает о заслугах Колчака в мирное время. О его полярных экспедициях и научных открытиях. О его работе в качестве действительного члена Санкт-Петербургского морского кружка, в который на неофициальной основе входили лучшие морские офицеры довоенной России. О деятельности в структурах флота, занимавшихся судостроительной программой после русско-японской войны.

Позитивная или противоположная деятельность адмирала Колчака за весь период службы проецируется исследователями его жизни на конкретное событие – назначение на должность главкома Черноморского флота. Сразу стоит обозначить реакцию самого Александра Васильевича на столь неожиданное для него решение императора. В том, что оно было неожиданным, не сомневались офицеры, близко знавшие Колчака, среди которых и Тимирев, описавший тот вечер в Ревельском морском собрании: «Мы сидели за столиком и мирно беседовали, когда вдруг появился флаг-офицер Колчака и передал ему записку. Колчак прочел и извинился, что его экстренно вызывает Командующий Флотом. Он еще добавил: “странно, кажется, мы с ним обо всем договорились”… После его ухода вскоре пришел Непенин, который ненадолго куда-то отлучался. Он сообщил, что только что получена телеграмма прямым проводом из Ставки о назначении Колчака Командующим Черноморским Флотом с производством в вице-адмиралы; Начальником же Минной Дивизии назначался Кедров (командир “Гангута”) с производством в контр-адмиралы. Мы все были как громом поражены – так неожиданно для всех нас было подобное назначение. Через некоторое время появился Колчак и без особой радости в голосе, наоборот, скорее мрачно подтвердил справедливость сообщенного Непениным. Наши поздравления Колчака, естественно, более походили на соболезнования. В последующем разговоре Колчак высказал, что ему особенно тяжело и больно покидать Балтику в такое серьезное и ответственное время, когда на Северном Фронте идет наступление, тем более что новая его служба представляется ему совершенно чуждой и слишком трудной вследствие полного его незнакомства с боевой обстановкой на Черном море».

Так что обвинения в адрес Колчака, что он участвовал в интригах по устранению с ЧФ уважаемого во всем русском флоте адмирала Андрея Эбергарда, беспочвенны. Александр Васильевич в те дни занимался планированием придуманной им лично интереснейшей операции по высадке десанта в Рижском заливе в тылу германских позиций. А тут – Черноморский флот! Но вот в том, что интрига была, сомневаться не стоит. Накануне подписания указа Николаем II государь пометил в дневнике, что заслушал двойной доклад адмиралов Ивана Григоровича и Александра Русина. Первый – морской министр, второй – начальник Морского штаба Главковерха. К этой компании примыкал и капитан II ранга Александр Бубнов, находившийся в Ставке, где занимал должность флаг-офицера в Военно-морском управлении.

Бубнов был одним из ярых сторонников операции по высадке крупного десанта в Босфоре с целью захвата Константинополя. Русин и Григорович относились к идее вполне благосклонно. Но мудрый и многоопытный адмирал Эбергард для выполнения этой программы явно не подходил и сам к этому плану относился скептически. В результате императору был подготовлен доклад, из которого следовало, что дела на Черном море идут вяло, малоэффективно и виной тому – старый комфлота. Бубнов отлично знал Колчака, как, впрочем, и все балтийское высшее военно-морское офицерство. Темперамент, смелость и нестандартное мышление 41-летнего адмирала – то, что нужно для операции на Босфоре. Кроме того, Колчак – балтиец, а на Черное море надо было ставить своего человека, с Балтики. Ни в коем случае не адмирала из «черноморов», столь далеких от кругов Ставки и Царского Села. Государь был наслышан о Колчаке и относился к нему хорошо. Все сошлось. А в том, что одной из главных целей смены командования на ЧФ была именно Босфорская операция, свидетельствует тот факт, что на царском обеде, на который в Ставку был приглашен Колчак 19 июля 1916 года, император высказал пожелание готовить десант к 1917 году. Собственно, это было единственное конкретное пожелание Главковерха, высказанное при встрече, о чем впоследствии говорил сам Колчак.