Развитие воздушных средств поражения создает очень серьезные вызовы для ПВО. Перед современными ЗРК стоят задачи увеличения максимальной и уменьшения минимальной дальности поражения и аналогичные требования в отношении скорости поражаемых целей. С одной стороны, всё более актуальной становится проблема борьбы с гиперзвуковыми целями, с другой – поражения малоразмерных, малозаметных и низкоскоростных БПЛА (включая мини- и даже микро-БПЛА), а также крылатых ракет. Вторая из этих проблем еще более актуализирует необходимость создания новых средств разведки, что и так давно стало крайне актуальным в условиях быстрого развития средств РЭБ и технологии "стелс". Дополнительной проблемой является борьба с высокоточными средствами поражения (УР, УАБ), что требует значительного увеличения боекомплекта ЗРК.
Мэйнстримом в развитии СВКН становится массовое создание беспилотников самых разных типов. Вторым мэйнстримом становится быстрое развитие крылатых ракет большой дальности. Наконец, как было сказано выше, всё более серьезной проблемой становятся высокоточные боеприпасы, являющиеся, по сути, крылатыми ракетами малой дальности (впрочем, эта «малая» дальность становится всё больше и больше, доходя уже до сотен километров). Здесь более всего преуспели США, создавшие множество типов подобных боеприпасов (GBU-27, AGM-154 JSOW, AGM-137 TSSAM, AGM-158 JASSM и мн. др.).
Ну и, разумеется, никуда не делась традиционная пилотируемая авиация, являющаяся пока еще самым массовым классом СВКН и главным носителем высокоточного оружия, а также средств РЭБ и противорадиолокационных ракет, еще более усложняющих жизнь ПВО. Увеличение же дальности полета высокоточных средств поражения всё чаще выводит самолеты из зоны действия ПВО, оставляя последней неблагодарную, а, точнее, совершенно безнадежную задачу борьбы с боеприпасами, а не их носителями. В такой ситуации эффективность боеприпасов может, фактически, оказаться 100%-ной: либо боеприпас поразит цель, либо отвлечет на себя одну или даже несколько ЗУР, способствуя, тем самым, истощению ПВО.
Совершенствование СВКН может привести к серьезному кризису наземной ПВО, что и демонстрируют последние войны. Вьетнамская война так и осталась единственной, в которой наземная ПВО боролась с авиацией, как минимум, на равных. После нее авиация неизменно побеждала ПВО, а часто и полностью ее подавляла. У авиации поле для маневра больше, поскольку, как нападающая сторона, она всегда владеет инициативой в борьбе с ПВО. Кроме того, в распоряжении авиации потенциально находится космос.
С другой стороны, наземная ПВО гораздо меньше, чем авиация, зависит от метеорологических условий. У наземной ПВО шире энергетические возможности благодаря гораздо меньшим весовым и габаритным ограничениям на ЗУР и их ПУ и доступности в некоторых случаях энергопотребления от внешних источников, она может иметь в своем распоряжении значительный боекомплект ракет и/или снарядов. ПВО также обладает тем преимуществом, что для ЗУР допустима перегрузка в разы большая, чем для пилотируемых самолетов. Впрочем, всё выше становится доля беспилотных СВКН, у которых тоже гораздо меньше ограничений по перегрузке.
Как было сказано в начале статьи, перед современными и перспективными ЗРК и ЗРПК становятся всё более противоречивые требования: надо уметь одновременно бороться с гиперзвуковыми орбитальными аппаратами и с микро-БПЛА, имеющими размеры насекомых и такую же, как у них, скорость.
По-видимому, решить первую задачу будет гораздо проще. Собственно, еще в конце 80-х многие перспективные ЗРС (например, С-300) были рассчитаны на поражение еще несуществующих гиперзвуковых целей. Борьба с такими целями потребует "всего лишь" дальнейшего увеличения дальности и скорости ЗУР, что приведет к размыванию границы между ПВО и ПРО. "Заодно" такие ЗУР благодаря большой дальности полета, смогут бороться с самолетами-носителями высокоточного оружия, а также с ВКП, самолетами ДРЛО и РЭБ. Кстати, вполне вероятно, что именно в этом направлении движутся американцы, создавая свою ПРО, увеличивая скорость и дальность ЗУР "Стандарт". В России зациклились на "ослаблении нашего стратегического ядерного потенциала", в то время, как в США, скорее всего, мыслят гораздо глубже, шире и дальше. Меньше всего их интересуют наши МБР, поскольку они с ума не сошли и вести с нами глобальную ядерную войну не собираются. Они создают средства борьбы с перспективными СВКН самого разного класса и диапазона скоростей и высот, а уж чьи конкретно это будут СВКН – вопрос другой.
Борьба с крылатыми ракетами большой дальности – вопрос тяжелый, но, опять же, решаемый. Та же С-300 создавалась, в частности, для его решения. Применительно к крылатым ракетам, как известно, самое сложное – это не уничтожить, а обнаружить. По-видимому, в связи с этим получат дальнейшее развитие РЛС дециметрового и метрового диапазонов, при этом ЗРК и ЗРС будут непосредственно сопрягаться с различными внешними средствами разведки. Впрочем, если будут расти скорости крылатых ракет (т.е. они, оставаясь малозаметными и низколетящими, станут сверх-, а затем и гиперзвуковыми), бороться с ними будет крайне сложно, особенно при их массированном применении.
Еще сложнее будет бороться с массированным применением малоразмерных высокоточных боеприпасов, если не удастся добиться уничтожения их носителей до выхода на рубеж пуска ракет и сброса УАБ. Как было сказано выше, эффективность таких боеприпасов может стать 100%-ной, поскольку они либо уничтожат цели, либо истощат ПВО.
Наконец, сложнейшей проблемой становятся малые беспилотники. Во время августовской войны 2008 г. над позициями российских десантников безнаказанно висел грузинский БПЛА израильского производства. ГСН ЗУР ПЗРК «Игла» не могла его захватить из-за слишком низкого уровня теплового излучения, «большого» ЗРК у десантников не было, однако и он вряд ли смог бы сбить беспилотник из-за его слишком малой ЭПР. А очередью из пушки БМП-2 достать его не удалось, поскольку БПЛА летал достаточно высоко. К счастью, он был не ударным, а разведывательным, при этом передаваемые им данные «робким грузинам» не помогли. Будь у нас более адекватный противник – последствия бы вышли трагическими. Массовое применение мини- и микро-БПЛА создаст ПВО грандиозные проблемы. Совершенно неясно, как их хотя бы обнаружить, тем более – уничтожить (не мухобойкой же их бить).
По-видимому, борьба с малоразмерными целями на малых дальностях (независимо от скорости целей, т.е. как с БПЛА, так и с высокоточными боеприпасами) будет возложена на ЗСУ и ЗРПК, которые будут использовать как РЛС, так и оптоэлектронные средства разведки. Тем более что артиллерия может вести борьбу и с наземными целями, обеспечивая, в частности, противодиверсионную защиту "больших" ЗРК. К тому же только с помощью артиллерии можно справиться с проблемой истощения боекомплекта ПВО в случае массированного применения ракет и УАБ.
Как никакому другому виду ВС, ПВО необходимы лазеры, которые позволят решить большинство указанных проблем. Стрельба из пушек по мини- и микро-БПЛА, либо создание против них мини- и микро-ЗУР вряд ли реальна. Лазер же вполне способен решить данную проблему. Он также идеален в качестве средства борьбы с высокоточными боеприпасами. Учитывая, что для наземной и корабельной ПВО ограничения на габариты и энергопотребление гораздо меньше, чем для авиации, вполне реально создать боевой лазер ПВО малой дальности. Если ориентироваться именно на малую дальность поражения, гораздо проще решить главные проблемы лазерного оружия: рассеивания луча и потери мощности. На средних и больших дальностях альтернативы ЗУР нет и не предвидится.
Кроме того, важнейшим средством ПВО станет РЭБ, которая должна обеспечить подавление электроники на СВКН противника и разрыв связи с БПЛА (а в идеале даже перехват управления над вражеским беспилотником). Эффективность РЭБ уже продемонстрировал Иран, захватив в конце 2011 г. американский БПЛА-«невидимку» RQ-170 «Сентинел».
Особой разновидностью ПВО является ПРО. Проблема борьбы с баллистическими ракетами традиционно считается весьма сложной из-за высокой скорости этих целей и очень быстрого изменения курсового параметра, что чрезвычайно затрудняет их поражение. Кроме того, если необходимо поразить не ракету в целом, а ее БЧ, проблемой становится и малый размер цели. В СССР удалось в определенной степени решить данную задачу, причем применительно, как раз, к самым сложным целям – БЧ МБР. Система ПРО Москвы до сих пор основана на технологиях 60-х гг., хотя и обновлена в 80-е – 90-е. В 80-е гг. в США и СССР были приняты на вооружение ЗРС «Пэтриот» и С-300 (П и В), позволяющие бороться с ТР и ОТР.
Интерес к ПРО возродился в начале ХХI в. в связи с «расползанием» по миру ракетных технологий. Поскольку БР могут нести не только и не столько обычные БЧ, сколько ОМП, на Западе страх перед ракетной угрозой со стороны нескольких демонизированных западными СМИ режимов принял откровенно параноидальный характер. С другой стороны, заметно снизились военный потенциал НАТО, а также внутренняя сплоченность альянса и готовность воевать. Именно по этим причинам на Западе, в первую очередь, в США, появилось желание создать «противоракетный забор». К тому же данная программа обеспечивала американский ВПК заказами и, возможно, вела к технологическим прорывам.
На сегодняшний день создание системы ПРО принесло США практически нулевые успехи, создав серьезные политические, а отчасти и военные проблемы.
Система GBI (ground based interceptor), рассчитанная на чисто кинетическое (без какого либо взрывчатого вещества) поражение БР противника (вплоть до МБР), формально развернута на Аляске (около 30 ракет) и в Калифорнии (3). Такое количество ракет не обеспечивает отражение массированного удара даже при 100%-ной эффективности. Реальная же эффективность системы, судя по результатам испытаний, не составит даже 50%. Поэтому она принципиально бессмысленна: отразить российский или китайский удар она не способна, а у КНДР нет и явно в обозримом будущем не появится ракет, достигающих территории США.
Система ПРО THAAD (Terminal High Altitude Area Defense) рассчитана на поражение ОТР и БРСД, также с помощью чисто кинетической БЧ. Ее дальность – 200 км, досягаемость по высоте – 150 км. 2 батареи THAAD сегодня развернуты в Техасе и на Гавайях. Предполагается продажа 2 батарей в ОАЭ.
Единственной по-настоящему дееспособной составляющей американской ПРО является морская. Речь идет ЗУР «Стандарт-SM3», развернутых пока в незначительном количестве на 5 крейсерах и 22 эсминцах ВМС США. В нынешнем виде они не способны осуществлять перехват МБР и рассчитаны только на БРСД и ОТР. Сухопутный вариант этих ракет (которого, впрочем, пока не существует), предлагается развернуть в Польше и Румынии. По своим ТТХ даже из Польши, не говоря уж о Румынии, данная система не сможет перехватить хотя бы одну российскую МБР, летящую в сторону США. С другой стороны, официальная причина развертывания ПРО в Европе – отражение возможного удара со стороны Ирана и КНДР представляется абсолютным абсурдом (особенно применительно к КНДР). Ни Тегеран, ни Пхеньян не имеют соответствующего по количеству и качеству ракетного арсенала, для них бессмысленно нанесение удара по Европе с чисто политической точки зрения, а КНДР просто находится слишком далеко от Европы. Именно это порождает в России напряжение и подозрения.
Тем не менее, даже если удастся создать модификацию ЗУР «Стандарт-SM3» с возможностью перехвата МБР, угрозу для российских ракет они будут представлять только при развертывании на территории самих США, либо на кораблях вблизи побережья США. Лишь в этом случае обеспечивается стрельба навстречу атакующим МБР и с минимальным курсовым параметром. С территории Польши подобная задача не решается. ЕвроПРО может поразить российские ракеты лишь в том случае, если ими наносится удар по Европе. Однако сами по себе позиции ПРО крайне уязвимы от самых различных видов оружия. Поэтому в результате развертывания данных систем безопасность Европы не повысится, а понизится, причем весьма существенно. То же относится к США, поскольку Россия в ответ на несуществующую угрозу ПРО занялась вполне реальным совершенствованием своих СЯС. Таким образом, начав развивать указанную систему, пока США добиваются результата, прямо противоположного желаемому. Впрочем, развитие «Стандартов» и системы THAAD может обеспечить создание ПРО ТВД. Правда, не очень ясно, где именно будет задействована подобная система, учитывая явное стремление США к отказу от ведения наземных войн.
Россия теоретически может создать аналогичную систему ПРО, если будет создана полноценная ЗРС С-400 со всеми ЗУР, которые ей положено иметь. Пока эта цель не достигнута, поскольку так и не принята на вооружение ЗУР 40Н6 с дальностью стрельбы 40 км. ЗРС С-500, если судить по заявлениям ее создателей, сможет обеспечить даже стратегическую ПРО, причем не только Москвы, но и ряда других ключевых городов и объектов. Но совершенно неясно, когда она будет принята на вооружение.
Из других стран в наибольшей степени в создании системы ПРО морского базирования продвинулась Япония, поскольку она непосредственно участвует в разработке ЗУР «Стандарт» и имеет значительно количество эсминцев с системой «Иджис». Китай имеет возможность развивать имеющуюся у него ЗРС С-300, как далеко он продвинулся – неясно.
Очень активно работает над созданием систем ПРО Израиль, единственная страна, для которой ракетная угроза является не мифом, а суровой реальностью. Здесь создано семейство противоракет «Эрроу». Наиболее высокими ТТХ обладает разрабатываемая в его рамках "Эрроу-3" с дальность стрельбы 150-200 км и досягаемостью по высоте до 100 км. Уже развернута система "Эрроу-2" (дальность – 50-100 км, высота – 8-50 км). Развернута также система "Айрон Дом", предназначенная для поражения не только БР, но даже артиллерийских снарядов на дальности 4-70 км. Основная проблема данной системы в том, что используемая в ней ракета на несколько порядков дороже поражаемой цели.
Индия пытается создать противоракету на основе баллистической ракеты «Притхви», однако пока продвинулась очень недалеко.