В Пекине уже давно поняли, насколько удобна нынешняя всемирная тенденция, когда под предлогом борьбы с терроризмом можно подавлять любую оппозицию внутри страны и проводить интервенции против враждебных государств и организаций за ее пределами. 

При этом Китай традиционно находится в прекрасных отношениях со всеми странами, являющимися организаторами и спонсорами суннитского исламского радикализма – Пакистаном, Турцией и аравийскими монархиями, особенно с главной из них, Саудовской Аравией. Из-за этого он до сих пор, по сути, занимает нейтральную позицию в отношении гражданской войны в Сирии. Дружба со спонсорами терроризма сама по себе очень сильно снижала уровень террористической угрозы для Китая, делая для него «борьбу с терроризмом», в первую очередь, политическим лозунгом, а не повседневной практикой.  

В практическом плане для Китая то, что традиционно понимается под борьбой с терроризмом, сводится к противостоянию с «Исламским движением восточного Туркестана» (ИДВТ), который действует в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Как хорошо известно, в этом противостоянии Пекин сочетает собственно силовое подавление ИДВТ, причем в предельно жестких формах (в т.ч. с использованием потенциала сухопутных войск НОАК), «китаизацию» СУАР, т.е. переселение туда максимально количества ханьцев, и значительные дотации для этого региона. До какой степени эта борьба является успешной, определить крайне сложно. С одной стороны, масштабы уйгурского терроризма не слишком велики, с другой стороны, Пекину не удается полностью его подавить. Существуют обоснованные предположения, что Пекин крайне нервно относится к действиям ИДВТ потому, что в его действиях доминирует не исламский экстремизм, а этнический сепаратизм. Исламская составляющая ИДВТ намеренно педалируется Пекином для международной легитимации подавления этой структуры. С другой стороны, исламистам-уйгурам ничто не мешало и не мешает вступать в ряды «Исламского халифата» в личном качестве, независимо от позиции ИДВТ как структуры. 

Благодаря вышеупомянутым связям со спонсорами суннитского терроризма Китай до последнего времени избегал реальных угроз с их стороны. Однако действия России в Сирии привели к распаду антиасадовской коалиции и к подрыву внешней базы финансирования «Исламского халифата». Это, по-видимому, привело к утрате любого внешнего контроля над «халифатом» и к переходу его к полностью самостоятельным действиям в соответствии с провозглашенными целями и идеологией. 

Скорее всего, именно этим объясняется то, что в марте 2017 г. в адрес Пекина впервые прозвучали угрозы со стороны «Исламского халифата». На размещенном в интернете видеоролике были показаны уйгуры, проходящие подготовку в лагере боевиков в Ираке и обещающие Китаю «реки крови». На данный момент эти угрозы не перешли ни в какие практические действия, но, разумеется, не могли не встревожить китайские власти. Сразу после этого в ходе сессии Собрания народных представителей СУАР был принят «Список мер по борьбе с экстремизмом» в этом регионе. В список вошли «15 проявлений экстремизма», запрещенных на территории автономного района. Среди них — ношение хиджаба женщинами и «аномально большой» бороды мужчинами, публичные отказы от просмотра государственного телевидения. Кроме того, отныне под запретом совершение брачных и траурных церемоний по религиозным обычаям (вместо светских), противодействие государственной политике по контролю над рождаемостью, препятствование детям посещать государственную школу, намеренное повреждение паспорта, документов о регистрации или китайской валюты. Все эти запреты объясняются тем, что «религиозные силы не должны вмешиваться в светскую жизнь населения».

На самом деле, борьба с исламскими практиками среди уйгуров началась до принятия этого списка. Например, летом 2014 года власти КНР запретили учащимся школ и ВУЗов, а также государственным служащим, проживающим в СУАР, следовать традициям священного месяца Рамадан. С 2015 г. уйгурам запрещено давать детям такие имена как Ислам, Коран, Мекка, Джихад, Имам, Саддам, Хадж и Медина. В случае нарушения запрета дети не получат доступа к государственным системам здравоохранения и образования. С 2016 г. в СУАР у практикующих мусульман конфискуют Кораны, другую религиозную литературу, молитвенные коврики и предметы, которые, как полагают, являются орудиями терроризма, включая легковоспламеняющиеся предметы и ножи. Конфискации подлежат даже религиозные материалы, ранее санкционированные государством. Кроме уйгур запреты касаются проживающих в СУАР казахов и киргизов. При этом все указанные меры не распространяются на дунган, также исповедующих ислам, но этнически близких к ханьцам. 

Подобные меры могут лишь ухудшить ситуацию в регионе, поскольку означают дискриминацию граждан страны одновременно по национальному и религиозному признаку, т.е., по сути, подавление инакомыслия. Можно сравнить это с антитеррористической практикой в России, где ведется борьба против салафитского (ваххабитского) направления суннитского ислама, но ни в коем случае не против ислама вообще и тем более не против представителей какой-либо национальности. В совокупности с вышеупомянутым выходом «Исламского халифата» из-под любого внешнего контроля его популярность в СУАР может даже возрасти. С другой стороны, серьезный приток исламских боевиков в СУАР затруднен хотя бы по причинам чисто географического характера. Кроме того, при необходимости руководство КНР предпримет сколь угодно жесткие силовые меры против исламских радикалов, полностью игнорируя внешнюю реакцию (даже максимально негативную) на свои действия. 

В целом, Китай никогда не станет членом «международной антитеррористической коалиции» хотя бы потому, что таковой никогда не существовало, не существует и существовать не будет. Все «борцы с терроризмом» преследуют исключительно собственные интересы, к Китаю это относится в максимальной степени. Террористическая угроза для КНР в ближайшее время может несколько возрасти, но никаких фатальных последствий даже для СУАР, не говоря уже о стране в целом, она иметь заведомо не будет. Более того, Пекин сможет «раскрутить» данную тему на пользу для себя.