«Исламский халифат»
появился в Афганистане в 2014 г., т.е. в момент своего максимального
возвышения, объявив о создании здесь «вилаята Хорасан» (он формально охватывает
Афганистан и все пять стран Центральной Азии). Движение «Талибан» сначала
отнеслось к нему достаточно лояльно. Но после того, как «халифат» начал
буквально перекупать (благодаря наличию в тот период очень мощной финансовой
базы) целые отряды талибов, уже в 2015 г. «Талибан» и «Исламский халифат»
взаимно объявили друг другу джихад.
Идеология группировок
была практически идентичной, но возник фактор «внутривидовой конкуренции»,
которая оказалась, как это часто бывает, гораздо сильнее «межвидовой». Кроме
того, среди боевиков «халифата» было довольно много иностранцев, при том что
талибы опирались почти исключительно на местные кадры. Впрочем, как «халифат»,
так и «Талибан» являются фрагментированными структурами без четкой иерархии,
что крайне затрудняет единое управление ими и усложняет отношения между ними и их
обоих с другими военно-политическими субъектами. Наиболее сильной составляющей
местного «халифата» стала хорошо известная радикальная группировка «Исламское
движение Узбекистана» (ИДУ), которая в связи с вхождением в состав «халифата»
формально была распущена.
С 2016 г. руководство
«Исламского халифата» («вилаята Хорасан») пыталось активно привлекать на свою
сторону пуштунов, составляющих основу «Талибана». Однако летом 2016 г.
руководитель «вилаята Хорасан» погиб, весной 2017 г. был убит и его преемник.
Одновременно начался острый кризис основной части «Исламского халифата» в Ираке
и Сирии, в результате чего его руководство стало утрачивать интерес к
Афганистану. Это привело к открытому расколу в руководстве «вилаята Хорасан».
Новым его руководителем стал пакистанский пуштун Ахунзада Аслам Фаруки, которого,
в целом, поддержали пуштуны и белуджи. Против нового руководства резко
выступили боевики бывшего ИДУ. Руководство «Исламского халифата» в Сирии не
смогло добиться примирения группировок, а после поражения от
российско-сирийско-иранской коалиции утратило влияние на афганские события.
После этого часть
«вилаята Хорасан», оппозиционная Фаруки, полностью переместилась на север
Афганистана. В ее состав вошли отряды не только узбеков, но также таджиков,
чеченцев, турок, уйгуров. Численность данной группировки составляет по
различным данным от 2 до 4 тыс. чел.
Фактический раскол имеет
место и внутри «Талибана», общая численность которого достигает 50 тыс. чел.
Формально им руководит Шура (Совет), базирующаяся в пакистанском городе Кветта.
Однако существуют также Шура пакистанского севера, Шура Мирамшаха («сеть
Хаккани») и Шура Пешавара, которые далеко не всегда согласуют свои действия с
Шурой Кветты. Фактически, последняя контролирует лишь около половины отрядов
талибов. Полевые командиры талибов на местах часто действуют совершенно
самостоятельно. Попытки ввести единоначалие внутри «Талибана» предпринимались
неоднократно, но остались безуспешными.
Отряды талибов
финансируют себя за счет чисто криминальной деятельности, т.е. ограбления
местного населения, контрабанды и наркоторговли. Группировки «халифата»
действуют аналогичным образом, что еще более усиливает конкуренцию между ними и
талибами. Впрочем, «халифат» всё же продолжает получать и определенное внешнее
финансирование, хотя и в гораздо меньших объемах, чем в 2014-16 гг. «Талибан»
внешнего финансирования почти не имеет.
Осенью 2017 г. Шура
Кветты и группировка «вилаята Хорасан» под руководством Фаруки договорились о
перемирии, которое, однако, не распространяется на северную часть «вилаята»,
созданную на основе ИДУ. Также группировка Фаруки начала сотрудничать с «сетью
Хаккани», которая находится под фактическим контролем пакистанской разведки ISI. Остальные группировки «Талибана» (т.е. примерно
треть этого движения) продолжают войну против «халифата» в обоих его местных
воплощениях.
При этом с лета 2017 г. отряды северной
группировки «вилаята Хорасан» начали проникать в Центральную Азию, в первую
очередь – в Туркмению, чьи силовые структуры достаточно слабы и, главное, очень
сильно коррумпированы. При этом основой нынешней идеологии этой группировки
является противостояние России, в то время как группировка Фаруки нацелена, в
первую очередь, на противостояние Ирану и вообще шиитам.
В случае окончательного разгрома
«Исламского халифата» в Сирии и Ираке Афганистан становится одним из наиболее
привлекательных мест для перемещения уцелевших боевиков этой группировки. С
другой стороны, Иран, находящийся между Ближним Востоком и Афганистаном,
представляет собой достаточно серьезный барьер для такого перемещения. По
причинам конфессионального характера (полное взаимное неприятие шиитов и
ваххабитов) Иран занимает совершенно непримиримую позицию по отношению как к
талибам, так и к «Исламскому халифату», поэтому проникновение боевиков
«халифата» через его территорию будет весьма затруднено. Кроме того, далеко не
все арабы и, тем более, европейские мусульмане захотят ехать в Афганистан с его
крайне тяжелыми природно-климатическими условиями и неразвитой инфраструктурой.
Наиболее серьезную угрозу в данном
аспекте будут представлять боевики «халифата», являющиеся выходцами из стран
Центральной Азии. Они начнут возвращаться в свои страны, имея серьезный боевой
опыт. При этом они смогут включаться в деятельность «спящих» ячеек «халифата»,
уже существующих во всех государствах региона. Здесь уже давно существуют группировки,
основной целью которых является вербовка местных жителей для радикальных
исламских структур – как для участия в боевых действиях за пределами
Центральной Азии, так и для создания «спящих ячеек» на местах. Как
предполагается, их деятельность контролируется пакистанской разведкой ISI, которая в
90-е гг. была непосредственно причастна к созданию «Талибана» и до сих пор не
утратила связей с ним. Ячейки этих группировок выявлены в Узбекистане,
Таджикистане, Киргизии и на юге Казахстана. Происходит также сращивание
исламистских группировок с наркоторговцами.
Число граждан стран Центральной Азии,
воюющих в Сирии и Ираке, составляет, как минимум, 2-3 тыс. чел., максимум – свыше
5 тыс. При этом не все они воюют за «халифат», а часть из них заведомо
погибнет. Соответственно, они из-за относительной малочисленности не могут
обеспечить крушение действующих государственных институтов в своих странах.
Однако они обладают очень ценным боевым опытом и несут очень сильный
пропагандистский заряд для своих соотечественников. В любом случае, главную
проблему будут представлять жители региона, проживающие в своих странах и
возвращающиеся с заработков из России. Численность «спящих ячеек» «Исламского
халифата», уже созданных в Центральной Азии, не известна даже приблизительно
(речь может идти и о десятках тысяч человек). Тем более невозможно сейчас
сказать, какая часть населения каждой из стран Центральной Азии, включая личный
состав их армий и других силовых структур, потенциально подвержен радикальной
исламской пропаганде. Однако именно этот вопрос является наиболее принципиальным,
поскольку экспансия сюда «халифата» неизбежно будет расширяться, причем
независимо от того, как станет развиваться ситуация в Ираке и Сирии. Не
исключено, что дело ограничится лишь локальными мятежами, которые удастся
подавить (возможно, с помощью ВС РФ и ВС Казахстана). Но не исключен
худший вариант, когда произойдет крушение некоторых или даже всех (кроме,
очевидно, казахстанского) режимов в странах региона, после чего именно «вилаят
Хорасан» заменит Сирию и Ирак в качестве основной территории «Исламского
халифата».
Что касается «Талибана», его экспансия в
Центральную Азию в настоящий момент вряд ли возможна из-за нехватки ресурсов и
чуждого странам региона этнического состава группировки. Именно поэтому сейчас
Москва начинает устанавливать контакты с «Талибаном», хотя в конце 90-х –
начале 2000-х Россия совместно с Узбекистаном и Ираном сдерживала экспансию
этой группировки на север Афганистана и в Центральную Азию. В настоящее время
талибы для Москвы стали «меньшим из зол» именно потому, что их возможности для
экспансии на север крайне ограничены, точнее – стремятся к нулю. Экспансия же
«халифата» в Центральную Азию, а потенциально и в Россию будет вестись
обязательно. Соответственно, по отношению к «Талибану» Москва начинает
действовать по принципу «враг моего врага – мой друг».
Тем более аналогичный образ действий
будет характерен для Пекина. Поскольку значительная часть «Талибана» находится
под контролем командования ВС Пакистана, Китай, являющийся важнейшим
стратегическим партнером Пакистана, не видит в талибах угрозы для себя.
«Исламский халифат» же может создать для Пекина определенные проблемы, поэтому Китай
также готов будет поддержать его противников. Более того, через сотрудничество
с различными политическими силами Афганистана, включая «Талибан», Китай
стремится получить доступ к огромным запасам полезных ископаемых этой страны.
Численность возглавляемой Вашингтоном
коалиции в Афганистане в 2010-11 гг. превышала
130 тыс. чел., в т.ч. 90 тыс. военнослужащих ВС США (советский
контингент в Афганистане по численности составлял не более 110 тыс. чел.). Кроме того,
огромные усилия и средства вкладываются в создание афганских армии и полиции.
Сегодня каждая из этих структур имеет более чем по 150 тыс. чел. личного
состава. Впрочем, «текучесть кадров» в них исключительно велика из-за огромного
количества дезертиров. Уровень боевой и морально-психологической подготовки
афганских войск (за исключением очень немногочисленных элитных подразделений)
крайне низок. Со всеми теми же проблемами в свое время сталкивался СССР. При
этом необходимо констатировать, что «советская» афганская армия в 80-е гг. была
на порядок сильнее, чем нынешняя «американская».
Сейчас контингент НАТО и союзников
альянса в Афганистане в десять раз меньше своего максимально значения –
примерно 13 тыс. чел., из них почти 11 тыс. американцев. Вашингтон предполагает
увеличить численность своего контингента еще на 4 тыс. чел. Тем не менее,
совершенно непонятно, какого результата могут добиться 17 тыс. чел., если, по
сути, провалом закончились действия 130-тысячной группировки.
США начали оказывать серьезное давление
на Пакистан, чтобы он прекратил поддержку талибов. Видимо, именно этот момент
считается ключевым в новой стратегии Вашингтона в Афганистане. При этом,
однако, существуют большие сомнения в том, что эта стратегия приведет к успеху.
Связь Исламабада с талибами является слишком тесной, чтобы могла быть так легко
разорвана по приказу США. Более того, разрыв с талибами приведет к тому, что
они начнут полномасштабную партизанско-террористическую войну на территории
самого Пакистана, от чего американцы Пакистан заведомо не спасут. Кроме того,
США очень сильно зависят от Исламабада в сфере логистики своей афганской
группировки, поэтому возможности их давления на Пакистан объективно ограничены.
Но даже ограниченное давление со стороны Вашингтона будет еще сильнее толкать
Исламабад в сторону Пекина.
В качестве своего важнейшего союзника в
регионе США начинают рассматривать Индию, стремясь к созданию тройственной
коалиции Вашингтон – Дели – Кабул. Это еще более усилит напряженность в
американо-пакистанских отношениях, а также, опосредованно, в отношениях между
Индией и Россией. Индия заинтересована в создании подобной коалиции в аспекте
противостояния Пакистану и, косвенно, Китаю, но вряд ли собирается всерьез
бороться с исламскими радикалами в Афганистане. Единственным ее вкладом в эту
борьбу может быть передача ВС Афганистана некоторого количества
устаревшего советского оружия из наличия ВС Индии.
В целом, нет никаких оснований ожидать,
что новая американская стратегия войны в Афганистане принесет хоть какой-то
реальный успех. Впрочем, нельзя исключать, что реальной целью этой стратегии
является не разгром исламских радикалов, а перенаправления их агрессии на север,
в первую очередь – против России. Этой цели Вашингтону добиться будет гораздо
проще.
Александр Храмчихин,
заместитель директора
Института политического и военного
анализа