В высокотехнологичной и сетецентрической войне нет «ничего плохого, кроме хорошего». И отрицать это – уподобляться ильфо-петровской бабушке, которая не верила в электричество. Гарантированно поражать цель с первого выстрела – мечта военных с того момента, как появилось само понятие стрельбы. Если развитие технологий дает возможность создать высокоточные боеприпасы, они будут созданы обязательно. Рассеивание «тумана войны», т.е. получение максимума информации о противнике, а также безупречная работа собственных систем связи и управления – мечта военных с того момента, как появилось само понятие войны. Если развитие технологий позволяет достичь максимальной ситуационной осведомленности, а также объединить собственные ВС в единую сеть – это тоже будет сделано обязательно. Всё это придает армии совершенно новые возможности, спорить здесь просто не о чем. Только не надо ничего абсолютизировать и доводить до абсурда. Ведь мы уже успели пронаблюдать эволюцию данной концепции от триумфа первой иракской войны через «задавливание массой» в Югославии и «избиение младенцев» в ходе классической фазы второй иракской войны к позорному фарсу в Ливии. Если в первой иракской войне доля высокоточных боеприпасов, применяемых коалицией, была достаточно незначительна, а ни о какой сетецентричности еще и речи не было, при этом был наголову разгромлен чрезвычайно сильный противник в лице тогдашних ВС Ирака, то в Ливии 20 годами позже применялись только высокоточные боеприпасы, противник был чрезвычайно слаб, но натовская авиация не добилась вообще ничего (Каддафи был свергнут путем подкупа союзных ему племенных вождей и действий западных ЧВК). 

Уже совершенно очевидно, что качество не отменяет и не заменяет количества, а средство поражения не должно быть дороже уничтожаемой им цели. Собственно, эти факторы непосредственно взаимосвязаны между собой. В рамках сетецентрической концепции информационные сети объединяют между собой «платформы», т.е. традиционную боевую технику (танки, самолеты, корабли и т.д.). Сеть кардинально повышает эффективность платформ, но от этого она не становится важнее платформ. Именно платформы по-прежнему первичны. Более того, именно платформы являются носителями тех самых высокоточных боеприпасов. При этом даже при 100%-ной точности их попадания (что в боевой обстановке почти невозможно) нельзя поразить больше целей, чем имеется боеприпасов. Уже поэтому фактор количества никуда не делся. 

Кроме того, как платформы, так и средства поражения стоят денег. Если ваш боеприпас стоит столько же, сколько пораженная им вражеская платформа, значит в экономическом аспекте вы понесли одинаковый ущерб с противником. Можно, конечно, поставить вопрос так, что путем уничтожения платформы вы предотвратили тот ущерб, который она могла нанести вам. Но тут мы снова возвращаемся к вопросу, не кончатся ли ваши высокоточные боеприпасы (или деньги на них) раньше, чем у противника платформы, после чего он сможет нанести вам какой угодно ущерб. В ходе агрессии против Югославии в 1999 году страны НАТО почти не понесли потерь, при этом, однако, их затраты на операцию оказались почти такими же, какой ущерб они нанесли Югославии. Однако в тот момент этого почти никто не заметил, потому что с количеством платформ и боеприпасов у НАТО еще никаких проблем не было, а суммарный экономический потенциал был почти на три порядка выше, чем у Югославии. Но в Ливии тупиковость подобного варианта стала очевидной. Поскольку США от ливийской кампании почти полностью устранились, для Европы война стала полным позором. Воюя без всякого противодействия ПВО противника, ВВС европейских стран НАТО за пять месяцев израсходовали практически все запасы своих очень дорогих боеприпасов, сожгли гигантское количество очень дорогого на тот момент керосина, при этом не смогли обеспечить своим ливийским союзникам победу на земле. Они даже не смогли выбить всю технику, имевшуюся у сил Каддафи, хотя эта техника была металлоломом, произведенным, в лучшем случае, в 80-е гг., к тому же безобразно эксплуатировавшимся. Именно потому и пришлось покупать вождей и задействовать ЧВК.

Таким образом, высокотехнологичность и сетецентричность, если довести их до абсурда, не гарантируют победы даже над слабым и архаичным противником. Если же армия европейского типа, т.е. высокотехнологичная, но оснащенная крайне незначительным количеством техники и панически боящаяся потерь, встретится в бою с армией, имеющей большое количество платформ (пусть и не очень новых) и хорошо обученный и высокомотивированный личный состав, то поражение европейцев практически гарантировано. Высокотехнологичность им совершенно не поможет. Именно поэтому круг противников, против которых готовы воевать европейцы, сокращается уже почти до нуля. Таковые теперь остаются только в Тропической Африке.

У американцев не только с качеством, но и с количеством техники и с мотивацией личного состава всё гораздо лучше, чем у европейцев. Тем не менее, они уже начали догадываться о том, что высокотехнологичность и сетецентричность, с одной стороны, безальтернативны, с другой стороны, никакой панацеей не являются. Например потому, что вся сетецентричность и очень значительная часть высокоточности могут быть одномоментно утрачены, если противник эффективно применит средства РЭБ. И это может стать сильнейшим шоком для американских военнослужащих, которые психологически не способны воевать без абсолютного технологического превосходства над противником, да и просто этому уже не обучены. Если в этом случае противник выставит много платформ, пусть и несколько уступающих в качестве американским, он вполне может рассчитывать на успех. А если перед ВС США окажется противник, также являющийся высокотехнологичным и сетецентрическим, то получится классическая война на новом уровне. В которой решающими факторами станут количество техники, уровень боевой и морально-психологической подготовки личного состава. 

Как известно, никакое оружие, включая ядерное, никакая технология не стали чьей-то монополией на хоть сколько-нибудь продолжительное время. Поэтому и термин «высокотехнологичная война» в его нынешнем понимании в обозримом будущем утратит смысл. Ведь, например, Вторая Мировая была чрезвычайно высокотехнологичной по сравнению с Первой Мировой и просто космической по сравнению с Наполеоновскими войнами, тем не менее, никто ее так не называет. Сегодня просто происходит переход классической войны на очередной технологический уровень. Будет еще, как минимум, один такой переход – когда произойдет массовая роботизация ВС. Именно этот переход может стать последним, но это уже другая тема.