19 июня 1917 года в знак протеста против развала Черноморского флота ушел в отставку его командующий вице-адмирал Александр Колчак.

Многие, знавшие Колчака, отмечали его вспыльчивый, экспрессивный характер. На этот раз поступок адмирала определил не его нрав, а твердое понимание, что руководимый им Черноморский флот на глазах перестает быть боевой единицей. И превращается в нечто неуправляемое, во что превратился флот Балтийского моря еще в марте 1917-го. Не случайно один из лидеров партии большевиков Яков Свердлов, отправляя эмиссаров-балтийцев в Крым, напутствовал: «Севастополь надо сделать Кронштадтом юга».

Командующему флотом довольно долго удавалось противостоять разрушительным процессам, которые полным ходом шли на Восточном фронте, в тылу и на Балтике. Отчасти это объясняется личными качествами Колчака, отчасти тем, что ему удавалось регулярно загружать экипажи боевой работой, отчасти тем, что в Центральном военно-исполнительном комитете подобрались разумные люди. И с ними адмирал нашел общий язык. Сыграл свою роль даже такой нюанс: председателем ЦВИК был избран лейтенант флота Роман Левговд, служивший ранее старшим флаг-офицером в штабе ЧФ. 

Несколько слов о Романе Романовиче. После Октябрьского переворота он перешел на «красную сторону», воевал в Гражданскую войну. В 1937-м, понятное дело, был репрессирован. Дата смерти неизвестна. Так вот, надо быть очень мужественным человеком, чтобы, будучи красным командиром в Новороссийске, написать в 1919 году: "С уходом А. В. Колчака закрылась последняя светлая страница истории Черноморского флота".

В Севастополе Керенский успел поучаствовать в нескольких митингах, объехать несколько кораблей, в том числе флагманский линкор «Георгий Победоносец». Заверив матросов в полном доверии правительства к их командующему, а адмирала в том, что матросы счастливы служить далее, министр отбыл в столицу. А ситуация на флоте стала стремительно ухудшаться. Масла на тлеющие угли добавили матросы-балтийцы, прибывшие, так сказать, с ответным визитом. Их попытались было арестовать еще в Симферополе, но привычки действовать радикально у крымских властей не было, и «братва» добралась до черноморцев.

Инциденты стали множиться. Под действием пропаганды в экипажах «слегка забыли», что идет война. Случилось так, что при постановке мин у румынского побережья сдетонировала одна из них, вызвав цепную реакцию. В результате погибли или были ранены матросы двух баркасов. В Севастополе это вызвало следующую реакцию: команды отказывались выходить в море, если казалось, что задание опасное. Так, экипаж миноносца «Жаркий», уничтожившего буквально за полтора месяца до событий два крупных турецких парусника, потребовал снять с должности и удалить с корабля своего командира, георгиевского кавалера, старшего лейтенанта флота Георгия Веселаго. Причина – уж больно он храбрый. Колчак нашел компромисс: Веселаго был отстранен от должности, но и миноносец был выведен из состава боевых сил флота. Впрочем, не исключено, что матросов это только обрадовало. 

Подвергся моральному давлению и сам командующий. Агитаторами в матросские кубрики была вброшена информация, будто Колчак – крупный прусский помещик. И намеренно выводит из строя один корабль за другим, чтобы ослабить флот. Предлогом для такого заявления послужил тот факт, что экипаж устаревшего броненосца «Три Святителя» был распределен между военно-транспортными судами, где некомплект личного состава был особенно ощутим. ЦВИК, пользуясь данными ему правами, отправлял матросов в отпуска направо и налево. На следующий день после выдвинутых обвинений в адрес Колчака, а именно, 18 июня на очередном митинге возникла и очередная революционная идея: отобрать у всех офицеров личное оружие, чтобы лишить их возможности произвести контрреволюционный переворот. Несмотря на попытки объяснить, что подавляющее большинство офицеров находится на кораблях, а стало быть, их соотношение в экипажах 1 к 20, и никакой мятеж в таких условиях физически невозможен, решение было принято. Разоружение началось. Во избежание кровопролития Колчак попросил офицеров флагмана сдать оружие, но наградную морскую саблю с Георгиевским темляком – «За Порт-Артур» – на глазах ошалевшего экипажа выбросил в море. 

На следующий день адмирал сообщил в Петроград о своей окончательной отставке, после чего был вызван в столицу «на ковер» как лицо, «допустившее явный бунт». Телеграмма с такой формулировкой была подписана премьером Георгием Львовым и… министром Керенским.