Пасхальную неделю 1917 года – с 15 по 22 апреля на Восточном фронте  солдаты враждующих армий отметили многотысячными братаниями.

У этого обиходного слова есть вполне официальное толкование. А именно: братание – это стихийное прекращение военных действий между участниками конфликта. Есть и сугубо юридическая оценка. Братание квалифицируется как нарушение уставов и приказов и приравнивается к измене. В военное время наказание за такой проступок крайне сурово – расстрел.

Однако, как говорил древнегреческий драматург Менандр, человеку «ничто человеческое не чуждо». Несмотря на запреты и угрозы, братания в I Мировую войну носили массовый характер. И что особенно интересно, начались они вовсе не в конце войны, а в самом ее начале. Первый факт был отмечен уже в августе 1914 года на Юго-Западном фронте русской армии. В декабре того же года массовыми братаниями отметились солдаты 235-го пехотного Белебеевского и 249-го пехотного Дунайского полков. Стоит заметить, что это были не кадровые полки, а части второочередного состава. Немаловажно также то, что первыми инициативу проявили немецкие солдаты. Русские, что называется, пошли навстречу. В высоких штабах такое поведение противника объясняли тем, что это – хитрая комбинация, благодаря которой германцы проводят «разведку дружбой». Или, если угодно, «разведку шнапсом». И в данном конкретном случае «разведка» германцам удалась. Из доклада командующего 1-й армией генерала Александра Литвинова: «В день Рождества Христова немцы, выйдя из своих окопов против позиций Дунайского и Белебеевского полков, стали махать белыми тряпками и подошли к реке, показывая бутылки и сигары и приглашая наших к себе. Человек 10–15 немцев без оружия подошли к реке, сели в лодку, переправились на нашу сторону и стали заманивать к себе подошедших к берегу солдат вышеназванных полков. Несколько человек поддались на эту подлую уловку и переправились на немецкую сторону, и, что позорнее всего, – с ними переправился призванный из запаса Дунайского полка поручик Семён Степанович Свидерский-Малярчук. Все переехавшие на ту сторону наши солдаты и этот недостойный своего звания офицер тотчас были немцами арестованы и взяты в плен. Приказав немедленно заочно судить поручика Свидерского-Малярчука полевым судом…, предписываю немедленно сообщить имена сдавшихся солдат на их родину, дабы в их сёлах и деревнях тотчас же прекратили выдачу пайка их семьям и все там знали, что они изменили своей Родине, польстившись на бутылку пива. При повторении подобных подлых выходок со стороны немцев немедля по ним открывать огонь, а равно расстреливать и тех, кто вздумают верить таким подвохам и будут выходить для разговоров с нашими врагами».

Шнапса и закусок при подобном обмене «разведданными» было, как правило, в избытке. Причем, австрийцы и германцы были богаты как раз на выпивку, зато русские солдаты делились сытным и калорийным пайком. В те же дни «отличились» 20 солдат и 5 унтер-офицеров 301-го пехотного Бобруйского полка, посетившие с товарищеским визитом немецкие окопы. По поводу распределения продуктов к общему столу откровенно высказался в мемуарах ротмистр 1-го гусарского Сумского полка Владимир Литтгауэр: «На нашем участке фронта царило временное затишье. Как-то утром на нейтральную полосу выехал немецкий улан с копьём, к которому был привязан белый флаг, и положил на землю пакет и письмо. Письмо, адресованное офицерам нашего полка, было составлено в вежливой форме. В пакете находились сигары и коньяк. Через какое-то время… мы пригласили их встретиться в полдень на нейтральной полосе. По три офицера с каждой стороны встретились и даже вместе сфотографировались. Мы говорили о чём угодно, … но ни словом не упомянули о войне. Прощаясь, договорились встретиться на следующий день в то же время; мы должны были принести закуску, а немцы коньяк». 

 

На пасхальные дни 1916 года выпал случай, когда в братаниях вновь приняли участие офицеры. Несмотря на все формальные запреты и угрозы больших начальников, виновные в инциденте наказаны не были. Информация докатилась даже до императора и верховного главнокомандующего Николая II, однако и на таком уровне распоряжении о наказании кого бы то ни было, не последовало. Дальше других пошел командующий 12-й армией генерал Радко Радко-Дмитриев, отдавший приказ вести артиллерийский огонь по скоплениям братающихся. Но вот был ли этот огонь хотя бы раз открыт и если да, то к каким жертвам привел, не сообщается.

Братания имели весьма разнообразный характер. Иногда это были спонтанные замирения на несколько часов. Иногда встречи солдат происходили в связи с тем или иным праздником. Тут особо выделялись рождественские и пасхальные дни. Все ж таки на Восточном (Русском) фронте сражались в подавляющем большинстве христиане. Но были случаи, когда братания принимали затяжной характер, превращаясь в норму жизни на передовой. Так, например, произошло на Северном фронте русской армии в 1915 году. Солдаты 55-го стрелкового Сибирского полка, занимавшие оборону в форте Франц на Западной Двине, наладили с «ерманцем» стабильные дружеские отношения. Стало за правило не тревожить друг друга без особой нужды, стрельбу не поднимать, в плен никого не брать. В том случае, когда сверху поступал приказ взять «языка», обменивались пленными. Не война, а мать родна. Так, по крайней мере, докладывали начальнику штаба главнокомандующего Северным фронтом генералу Михаилу Бонч-Бруевичу, который, согласно установившейся практике, к радикальным мерам прибегать не стал. Следствие, правда, провели, но тем дело и заглохло. Вспомнили о нем только тогда, когда германцы, повинуясь приказу, захватили форт Франц. При этом до 70 солдат-сибирцев сдались в плен. 

Что уж говорить о ситуации, сложившейся на Пасху 1916 года? В братаниях были замечены десятки тысяч солдат  самых разных полков, в частности, 16-го стрелкового императора Александра III, 41-го пехотного Селенгинского, 114-го пехотного Новоторжского, 143-го пехотного Дорогобужского, 239-го пехотного Константиноградского, 277-го пехотного Переяславского, 321-го пехотного Окского, 403-го пехотного Вольского, 479-го пехотного Кадниковского, 482-го пехотного Жиздринского; 500-го пехотного Ингульского, 45-го сибирского стрелкового, 4-го сибирского железнодорожного батальона, 44-й батареи 28-й артиллерийской бригады. Массовость братаний на Юго-Западном фронте отмечал начальник штаба Главковерха генерала Михаил Алексеев. Опять-таки нелишне обратить внимание на то, что в списке особо «отличившихся» частей только два кадровых полка. Остальные – созданные после начала войны, в которые по мобилизации отправлялись резервисты и призывники. С другой стороны, случаи пусть и штучного, но все-таки братания были отмечены даже в Императорской Гвардии, конкретно, в лейб-гвардии Преображенском и лейб-гвардии Павловском пехотных полках.

К 1917 году мотивация большинства братающихся видоизменилась. Если в начале войны людьми двигало скорее любопытство и природное стремление к мирному сосуществованию, то по прошествии двух-трех военных лет накопившаяся психологическая усталость заставляла искать способ отвлечься. Отвлекались, в основном, с помощью алкоголя. Примерно 50 % братаний 1917 года проходили под знаком зеленого змия. Как ни странно, но перебои с поставкой еды в германские и австрийские окопы никак не сказывались на поставках спиртного. 

Нередко можно столкнуться с точкой зрения, будто братания – следствие агитации и пропаганды, которые велись в армии членами большевистской партии. О том, какой вред русской армии нанесли всяческие революционеры, сказано не раз. Но что касается братаний, то, как видим, политика тут с боку припека. И еще один любопытный момент: до ПМВ факты братаний в многочисленных войнах были нонсенсом. С трудом можно наскрести два-три фрагмента: в Отечественной войне 1812 года, в Заграничных походах 1813-1814 годов, в революционной войне 1848 года во Франции. Не зафиксировано братаний и в ходе Второй мировой войны. И только Первая мировая стоит особняком. Причем, братания происходили не только на Восточном, но и на Западном фронте.

Михаил БЫКОВ,

специально для «Почты полевой»